Простые люди

— Ну, ладно, давай первую, — ничего не поняв, согласился Филипп.

Решили попробовать. Но теперь Сидорычу пришлось приспосабливаться к ходу лошадей. Не останавливая комбайн, нагрузил бестарку и Ленька, заделавшийся возчиком.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Бобров руководил уборкой хлеба в Комиссаровке во второй бригаде, обслуживавшей два колхоза.

Работа на поле шла хорошо. И вся обязанность агронома сводилась лишь к советам, где в первую очередь убирать хлеб, и к общему наблюдению за просушкой зерна.

Когда вернувшиеся с заготовительного пункта подводчики сказали ему, что Красный Кут сдал уже восемьдесят тонн ячменя, Бобров не поверил. Как раз в этот день в Комиссаровку приехал Головенко. Агроном сдержанно поздоровался с директором и тотчас осведомился:

— Как в Красном Куте дела?

— Сдаем, — коротко ответил Головенко: — До полутораста га в день убираем.

— Это что же, выходит, уже процентов на шестьдесят зерновые убрали? — недоверчиво посмотрел Бобров на директора.

— Да.

Бобров, гордившийся тем, что в Комиссаровке под его руководством уборка подходила к половине, решил съездить в Красный Кут и посмотреть своими глазами. Ночью он выехал с Головенко.

Дорогой агроном разговорился. Он рассказал Головенко, что в Тимирязевке он учился у Вильямса, что ему в начале революции, когда он кончил еще только Пензенскую сельскохозяйственную школу, пришлось быть управляющим бывшим имением какого-то графа или князя и что за это он был прозван товарищами «графом Бобринским».

— Гаврила Федорович, у вас есть семья? — вдруг спросил Головенко.

— Погибла в Ленинграде… — неохотно ответил Бобров.

Головенко задумчиво глядел на бегущую из тьмы, освещенную фарами, белую, точно осыпанную инеем дорогу. Навстречу машине неслись крупные ночные бабочки, похожие на снежные хлопья. Они ударялись о стекло и падали на радиатор. В одном месте из придорожных кустов, вспугнутый ярким светом фар, выскочил заяц и, обезумев от страха, летел перед машиной до поворота дороги.

— Говорят, у вас было настроение уйти из МТС… Правда это? — Головенко покосился на Боброва.

Агроном повернулся к нему лицом.

— Меня не удовлетворяет работа в МТС. Слишком мал масштаб. А впрочем, — Гаврила Федорович вынул платок, зажал его в кулак и потер щеточку усов, — даже не в том, знаете ли, дело. Я охотно поступил в МТС, но, честно вам скажу, теперь у меня интерес к работе пропал. О масштабе я сказал, пожалуй, зря. Дело не в масштабе. Я люблю, чтобы хозяйство было организовало. Чтобы работа шла, как полагается. Чтобы она давала хорошие результаты.

Головенко насторожился.

— Мне кажется, — возразил он, — что вы могли влиять на ход работы.

— Влиять!.. — выкрикнул агроном. — Есть, знаете, люди, на которых не повлияешь… Корольков — бывший директор МТС — всякие советы принимал как попытку обезличить его. Сказать это же про вас я не могу, но вы тоже не очень-то советовались со мной, а взялись за дело решительно, если не сказать больше. Впрочем, я понимаю вас: вы человек партийный, на вас возложена большая обязанность…

Бобров засопел и замолчал.

— Я согласен с вами: партийная обязанность — дело серьезное, — ответил Головенко, — но кроме обязанности нами всеми руководит еще личное стремление выполнить порученную работу как можно лучше… И в партию люди идут именно потому, что их убеждения становятся партийными еще до вступления в партию. Чтобы быть коммунистом, совсем недостаточно ходить на собрания и аккуратно платить членские взносы. Нет. Коммунистом человек должен быть изнутри, душой сливаться с партией, с ее интересами. А интересы партии — это интересы нашего народа.

Головенко закурил. При свете вспыхнувшей спички он увидел сосредоточенное лицо агронома.

— Я видел на фронте людей, когда они шли в опасное дело — почти на верную смерть, — продолжал он. — И, уходя, они подавали заявления о вступлении в партию. Эти люди вступали в партию, вы понимаете, не из-за личных выгод. Какие тут выгоды, когда обвязанные гранатами они шли под гусеницы немецкого танка! Эти люди рисковали жизнью во имя родины, во имя народа.

Головенко помолчал, жадно затянулся папиросой.

— Вот мы и работаем для родины, для победы. Нам, простым людям, государством оказано большое доверие. Мы на месте должны решать государственные дела, не боясь иной раз резко покритиковать друг друга, быть может поссориться, когда этого требуют интересы дела. Влиять на ход дела надо, Гаврила Федорович, не останавливаясь перед тем, что это кому-то, может, и не понравится.

Машина приближалась к Красному Куту. Она шла по полям колхоза.

Когда они выбрались из распадка, Бобров увидел в поле движущиеся огни.

— Комбайны? — спросил он.

— Комбайны.

— Даже ночью работают?

— Даже.

— Как у вас, Гаврила Федорович, с диссертацией? — вдруг спросил Головенко.

Бобров встрепенулся.

— С какой диссертацией? Откуда вам это известно?

— А разве это секрет?

Бобров молчал.