Читаем Простые люди полностью

— Я могу рассказать тебе, Степа, про все эти глицинины, аладины, о которых ты спрашивал, только потом. Только не сегодня… А сейчас я что-то скажу тебе… на ушко. Я сегодня была у врача, Степа.

Степан насторожился.

— У нас будет ребенок, Степа! Милый ты мой…

— Что же ты мне раньше ничего не сказала, а?

Клара обхватила его голову теплыми, нежными руками и прижала к груди.

— Понимаешь, стыдно было говорить, а сегодня почему-то совсем не стыдно.

— Эх, ты — «стыдно»! Да знаешь ты, как это здорово!

— Правда? — и Клава засмеялась.

Вскоре она уснула, с каким-то новым счастливым выражением на лице. Степан не мог спать. Он несколько раз вставал, прохаживался по комнате, неслышно ступая босыми ногами. Выходил на кухню курить. Он тепло думал о ребенке, которого еще нет, но который уже существует.

— Сын… А может и дочь! — произнес вслух Головенко, и неудержимая улыбка расплылась на его лице.

Осторожно он лег на кровать. Боясь пошевелиться, чтобы не разбудить жену, он долго лежал с открытыми глазами.

Заснул Степан только под утро.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Головенко стоял около печки и отогревал замерзшие руки: он только что помогал заводить трактор на улице.

В это время в кабинет вошел человек в нерпичьей шубе, закутанный до глаз. Он поставил чемодан на пол и принялся, покряхтывая, распутывать шарф. Затем развязал уши шапки и энергичным движением сбросил ее с головы.

— Усачев! — воскликнул Головенко, узнав гостя. — Василий Георгиевич, какими судьбами?

Усачев протянул ему красную иззябшую руку.

— Здравствуй, Степан Петрович, не ожидал? Я к тебе.

Он обхватил горячую печку и, блаженно жмурясь, прижался к ней выбритой синеватой щекой. Блестящими глазами он смотрел на Головенко. И вдруг Головенко понял, зачем приехал к нему Усачев. Еще осенью Станишин обещал ему прислать хорошего помощника, но не сказал тогда, когда именно. Головенко искренне обрадовался. Усачев смотрел не него теплым взглядом улыбающихся глаз.

Отогревшись, Усачев вынул из грудного кармана аккуратно сложенную бумажку и протянул ее Головенко. Это было направление райкома на политмассовую работу в Краснокутскую МТС.

— Не ожидал? — еще раз спросил Усачев.

— Не ожидал, — признался Головенко, — но доволен.

Пока приготовят квартиру, Головенко предложил Усачеву остановиться у него.

— Удобно ли? — нахмурился Усачев. — У тебя молодая жена и, кажется…

— Ничего не кажется… — перебил его Головенко, — она рада будет.


— Ну, рад я, Василий Георгиевич, тебе, — сказал Головенко после обеда. — Работы у нас по горло.

Усачев полулежал на диване, подогнув под себя ногу в толстом шерстяном носке.

— Слышал. Стройку развернул. Станишин, конечно, одобряет, но побаивается, как бы это не помешало ремонту машин. А Пустынцев, — тот, как всегда, недоволен. Услышал, что ты лабораторию строишь — рвет и мечет.

Усачев спустил ногу на пол, потянулся и стряхнул пепел с папиросы в пепельницу.

— Но ведь смету мы не перерасходовали, чего же он волнуется? — обеспокоенно проговорил Головенко.

Усачев пожал плечами.

— Тратишь деньги не по назначению. Это для него — нож острый. Он строг насчет этого.

Головенко пересел к нему на диван.

— А все-таки строить лабораторию мы будем.

Головенко замолчал. Усачев с улыбкой рассматривал его, упрямо стиснув губы. Вошла Клава, села к столу, развернула книжку.

— А как с ремонтом, Степан Петрович?

— Не плохо. На ремонте Федор хозяйничает. Нужно кое-что новое сделать, некоторые приспособления к машинам. Алексей Логунов с агрономом готовит специальные лапы к культиваторам — для сои.

— Как у вас с Бобровым? Нашли общий язык?

— Конечно, нашли. Ты знаешь, почему он был недоволен мной: боялся, что я его зажимать буду. Теперь успокоился. Особенно, когда начали лабораторию строить. Трудновато ему, нет помощника, особенно в лаборатории, — Головенко сбоку посмотрел на Клаву, убиравшую со стола. — Надо бы ему помочь. На днях будем открывать что-то вроде курсов по агротехнике. Лекции будет читать сам Гаврила Федорович, главное внимание уделит сое. Ты к нему загляни, Василий Георгиевич, домой: присесть негде, вся квартира — лаборатория. Сейчас он отправил на анализ несколько образцов сои в базу академии, но это его не удовлетворяет. Надо организовать лабораторию здесь, — добавил Головенко и замолчал.

— Ты, что же, и базе академии уже не веришь? Свой исследовательский институт собираешься организовывать?

Головенко задумался:

— Нет, базе я верю. Там большинство — хорошие научные работники… но не все. А хорошую лабораторию иметь здесь, на месте, обязательно надо.

— Что же, попробуй, — снисходительно улыбаясь, сказал Усачев.

— Как, «попробуй»? — вскипел Головенко — А ты что же — себя в стороне считаешь? Извини, брат, пробовать вместе будем. Все будем работать, вот и Клава тоже, — сказал Степан.

— Я? — удивилась Клава.

— Да, и ты, — подтвердил Головенко, — если, конечно, ты не против. Будешь работать с Бобровым.

— Она кончила фармацевтический техникум, — пояснил он Усачеву.

— Думаю, что анализы сумеешь делать? Ну, конечно, кое-что подчитаешь, Бобров поможет.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза