Простые люди

На первом же партийном собрании Усачева избрали секретарем парторганизации.

Как-то в сумерки он пошел к Федору. Усачев знал, где живет механик, и поэтому совершенно уверенна пробирался в темном коридоре, заставленном кадками со всевозможными солениями. Он легонько постучал в дверь.

— Да! — раздалось за дверью.

Усачев открыл дверь и шагнул в комнату. Федор поспешно встал с кровати, на которой он лежал поверх одеяла в рабочем комбинезоне. Неловко сунув Усачеву руку, он придвинул табуретку, на которой только что покоились ноги, обутые в рабочие ботинки с подковами.

Усачев присел. Покосился на стол с остатками обеда, на грязную тарелку с ершиками рыбьих костей, раскрошенной ковригой хлеба, на стакан с алюминиевой ложкой, захватанный грязными руками, на блюдечко с медом. Комната была очень маленькой. В ней едва помещалась голубая железная кровать, покрытая зеленым суконным одеялом, шкаф, квадратный столик и две табуретки. К стенке печки, выходившей из соседней комнаты, была пристроена маленькая плита, на которой в зеленом эмалированном чайнике тоненько посвистывала закипевшая вода.

Усачев расстегнул свою нерпичью шубу. Федор поспешно прибрал на столе, смахнул газетой на тарелку крошки.

Пока Федор прибирался, Усачев вытащил из-под подушки потрепанную книжку.

— Читаешь?

— Да, перед оном, чтобы заснуть поскорее.

Усачев полистал книгу. Федор устроился с другого конца стола; несколько смущенный, он выжидательно смотрел на Усачева.

— Что так некультурно живешь, Федор?

У Федора порозовели скулы:

— Почему некультурно?

— Грязь везде… не подметал, наверно, целый год. Валяешься на кровати в грязной спецовке. Механик!

— Ну и что? Механик, — рассердился Федор. — Дыхнуть некогда, где уж тут еще возиться с уборкой.

— Человек должен уметь работать и уметь отдыхать, — в упор глядя на сердитое лицо Федора, медленно выговорил Усачев. — Не чувствуешь, какой в комнате воздух? Разве ты отдохнешь здесь? А завтра с больной головой на работу.

Из чайника с сердитым шипеньем на плитку выплеснулся кипяток. Федор подошел и отодвинул чайник с конфорки.

— Может, чаю выпьешь? — предложил он Усачеву угрюмо.

Усачев, прищурившись, посмотрел на Федора.

— Что же, налей, выпью…

— М-м-м…

Федор, не ожидавший согласия, смутился. Он неумело принялся отмывать стакан и блюдце. Усачев смеющимися глазами следил за ним.

— Сам, пожалуй, не буду сейчас пить… Это я вскипятил, чтобы после работы, часиков в одиннадцать — не возиться с чайником…

Федор поставил перед Усачевым чисто вымытый, поблескивающий гранями стакан, явно любуясь своей работой.

— Не пришел бы я — стакан стоял бы еще месяц немытый?

— Пожалуй, так, — равнодушно согласился Федор. — Некогда. Работы много. Днем на тракторах, а вечером, когда никто не мешает, инструмент готовлю, электрооборудование ремонтирую. С инструментом замучились. Запчастей нехватает… Степан Петрович меня даже от стройки освободил… Кадров нет. Из слесарей — Алексей Логунов да Сашка. А Валя Проценко или Шура Кошелева совсем не сильны в этом деле. О других и говорить нечего.

Усачев, прихлебывая чай, смотрел на озабоченное лицо Федора, на жесткую морщину, пролегшую у него на лбу между бровями. «Летом этой морщины не было», — отметил он.

— По слесарной части я когда-то работал, — в раздумье сказал Усачев. — В тракторах не сильно разбираюсь, но хочу серьезно заняться изучением их. Думаю в кружок техминимума записаться. Буду самым аккуратным слушателем.

«Вот какой хитрый! Одновременно и слушать будешь и контролировать занятия», — с невольным восхищением подумал Федор.

…Вечером того же дня в конторку к Федору пришла Шура Кошелева — сияющая, краснощекая, с загадочной улыбкой на лице. Федор был крайне удивлен появлением девушки в конторе во внеурочное время.

— Федор Семенович, дайте нам ключ от своей комнаты…

— Что? — удивился он.

— Ключ от своей комнаты дайте нам, — повторила Шура.

— Кому это — «нам»?

— Мне и Вале.

— Да зачем же? — недоумевая, спросил Федор, но протянул Шуре ключ.

Через два часа Шура вернула его Федору и, ничего не сказав, поспешно выскользнула за дверь.

Дома Федор обнаружил образцовый порядок. Пол был вымыт, посуда сверкала чистотой, печка была подбелена. На кровати лежало чистое постельное белье. Над столом висела бумажка, на ней красным карандашом кривыми печатными буквами было написано:

«Окурки на пол не бросать, грязных сапог на табуретку не класть, за нарушение — штраф: кило конфет. Шура, Валя».

— Вот девчата! — вслух проговорил Федор, краснея нето от удовольствия, нето от смущения и засмеялся.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

С приездом Усачева начала работать политшкола, которой руководил он сам. Вначале занимались только коммунисты и комсомольцы, потом стали посещать занятия и беспартийные. Занятия пришлось перенести из кабинета директора в клуб.

Валя Проценко не пропускала ни одного замятия. Но все же беседы Усачева не удовлетворяли ее. Она хотела знать больше, подробнее и поэтому просила дать что-нибудь почитать по истории.