Простые люди

Бобров занимался изучением образцов нового урожая у себя на квартире. Комната превратилась в лабораторию. Письменный стол был завален бумагами всевозможных цветов и размеров вплоть до помятых клочков с торопливыми записями. На другом столе стояли баночки, лежали пробирки, просто стеклянные трубки с резинками и зажимами, фарфоровая ступка, точные весы, песочные часы и бесконечное количество мешочков с зерном, с землей. Мешочками были заняты не только стол, но и все табуретки. На кровати лежали пучки растений. Гаврила Федорович стоял посреди комнаты и с довольным видом возбужденно рассказывал что-то Марье Решиной. Он был в рыжем из шерсти свитере с засученными рукавами, на ногах у него были одеты шубяные короткие бахилы, вроде бот. Марья держала в руках какое-то письмо.

— Отказываться вы не имеете права. Академик подтверждает правильность наших выводов, но эти выводы принадлежат вам, Марья Васильевна.

У Марьи меж бровей появилась резкая морщинка досады, лицо пылало. Она отрицательно покачивала головой.

— Посмотрите на нее, вы видите? Отказывается!

Бобров остановился перед только что вошедшим Головенко и возмущенно взмахнул руками.

— А я вот так и за-пи-шу… — Он присел было к столу, надел очки и придвинул к себе толстую в твердом переплете тетрадь. Потом сбросил очки на тетрадь, очистил одну табуретку от мешочков и с виноватой улыбкой предложил Головенко сесть.

— Дело, видите ли, вот в чем, — заговорил он, потирая ладонью лоб, когда Головенко осторожно присел к столу. — Марья Васильевна высказала ценную мысль… Речь идет о выращивании куста с более высоким прикреплением бобов. Она высказала мысль о создании таких питательных условий, которые бы дали максимальную возможность для роста стебля молодого растения и тогда… Мне это показалось интересным. Я написал Трофиму Денисовичу и вот ответ. Он подтверждает правильность этой мысли, — закончил Бобров несколько торжественным тоном, театрально простирая руку в сторону Марьи.

Головенко удивило сообщение Боброва о письме академика Лысенко и, главное, то, что агроном назвал его, как хорошо знакомого, по имени и отчеству. Очевидно, Бобров постоянно переписывался с ним. Головенко взял из рук Марьи письмо, которое начиналось так:

«Уважаемый Гаврила Федорович…»

Он внимательно прочел его до подписи:

«Желаю успеха. Лысенко».

Бобров озабоченно говорил:

— Надо будет просмотреть наши записи, Марья Васильевна, я — свои, вы — свои; потом потолкуем, как лучше нам воспользоваться этим методом… Эх жаль лаборанта у нас нет. Анализы задерживаются.

— Гаврила Федорович, я хочу предложить вам Клавдию Петровну в помощники, — сказал Головенко.

Бобров спустил очки на кончик носа и поверх ободков с недоумением взглянул на директора.

— Извините, каким помощником?

— Помощником — в качестве лаборантки. Я понимаю — это не совсем то, что вам, может быть, нужно. Но все-таки… Она фармацевт, лабораторную кухню знает, постепенно научится производить необходимые анализы.

Бобров взглянул на улыбающуюся Марью и вдруг, ударив по столу ладонью, захохотал.

— Слышите, Марья Васильевна. Вот вам… вот нам и выход из положения. — Потом резко повернулся к Головенко:

— Знаете, как это хорошо будет, Степан Петрович!

Решено было, что Бобров поговорит с Клавой сам.

Часа через два он вместе с Клавой явился в кабинет к Головенко.

— Столковались, Степан Петрович. Клавдия Петровна согласна, — объявил Бобров.

— Ну, вот и отлично, — обрадовался Головенко. — Когда же приступаешь к работе?..

— Завтра, завтра же, — вместо Клавы ответил Бобров.

Головенко улыбнулся.

— Но, Гаврила Федорович, помещения-то нету.

— Есть помещение — мой кабинет. Мне все равно там делать нечего. Меня беспокоит другое, Степан Петрович. Как с зарплатой? У нас ведь такой должности пока что нет.

— Но, Гаврила Федорович, я согласна… — вмешалась Клава, — я согласна и так работать.

— А я на это не согласен, — сердито возразил Бобров. — Без зарплаты — это несерьезно, это самодеятельность, а научная работа не драмкружок, извините меня.

— С зарплатой дело уладим. Если сумеете поставить серьезно дело — дадут штат на лабораторию, добьемся… Что еще нужно сделать? — спросил Головенко.

— Мне кажется, Клавдию Петровну нужно сейчас послать в базу академии, там она недельки две поработает в лаборатории, подучится.

— Вот тебе раз! — с веселым изумлением сказал Головенко. — Я, признаться, на ее отъезд не рассчитывал.

Он обменялся взглядами с Клавой и понял — Клава ждет его согласия.

— Дело ваше, Гаврила Федорович, — сказал он, вздохнув: — нужно — значит нужно.

Клава ушла.

Они поговорили еще с полчаса о создании лаборатории.

— Как у вас с диссертацией, Гаврила Федорович? — спросил Головенко, когда Бобров собирался уходить.

Бобров вернулся и присел в кресло. Ответил не сразу.

— Неважно. Хвастать нечем. Кое-каких данных нехватает. И потом, как-то времени не найду.

— Сейчас, зимой, вы могли бы, по-моему, заниматься диссертацией, — сказал Степан. — Вы же сейчас как раз обобщаете и практический опыт и научные наблюдения.