Простые люди

Чи не выйде дивчинонька
Раным-ранци по воду…

Шедшие поодаль девчата тоже запели, и тонкие голоса их полетели над притихшей равниной, задорные и чуть-чуть грустные… С песней и вошли они в Красный Кут.

Уложив спать Вадика, Марья подсела к раскрытому окну. Весенний запах распустившихся листьев тянул в комнату. Сноп яркого света резко освещал молодую, почти прозрачную недвижную листву, словно оцепеневшую в этом потоке света. Волнения прошедшего дня постепенно улеглись. Марья задумчиво смотрела на небольшую площадку перед домом, усыпанную ровным слоем желтого песка, на клумбу посреди площадки, аккуратно обложенную белеными треугольниками кирпича. Душевная тревога за судьбу посева мало-помалу уступала место спокойному течению мыслей. Марья достала с полки тетрадку со своими записями и медленно стала перелистывать ее, восстанавливая в памяти все, что сделано было по подготовке к севу.

Все было сделано так, как указывал Бобров, отступлений нет… Марья с облегчением вздохнула и мелким ровным почерком начала набрасывать план на ближайшие дни. Завтра предстоит забросить удобрения для подкормки. А при каких условиях потребуется подкормка?.. Марья опять раскрыла тетрадь и углубилась в нее…

Скрипнула калитка. Она встрепенулась и вгляделась во тьму:

— Это я, Марья Васильевна… — ответил женский голос.

В полинялом халате, простоволосая и босая, вышла на свет Катя, молодая колхозница из бригады Решиной.

— Ты что, Катюша?

Катя присела рядом с Марьей, вздохнула:

— Что делать, Марья Васильевна? Свекровь ничего слышать не хочет. Раз отсеялись, давай, говорит, на свой огород.

На лице Кати отразилось огорчение.

— Я объясняю ей, что работы в поле по горло, а она — ничего, говорит, не хочу знать. Надо, говорит, о себе подумать. Что делать?

Марья не в первый раз слышала эти жалобы. Катя, послушная и работящая, горестно переживала упреки свекрови, которой всячески старалась угодить.

Катя выжидательно смотрела на Решину.

— Так ты останься, мы и без тебя управимся, — сказала Марья.

Катя даже рукой махнула на бригадира.

— Да ты что говоришь-то. Все на поле, а я дома, как курица в огороде порхаться стану?..

Марья смеющимися глазами посматривала на Катю.

— Так что же делать? — спросила она.

— Что делать-то я знаю, — пойду и все. Пусть она хоть лопнет! — выпалила Катя.

— Нельзя так, Катюша, — сказала Марья. — Она ведь не со зла. Надо что-то другое придумать.

Вдруг на женщин пахнуло холодком. Зеленоватым светом озарилось небо. На мгновение четко обозначилась вдали извилистая темная линия сопок и затем широко раскатился глухой удар грома. Тотчас же еще раз ослепительная молния прорезала черную тучу. Налетел свежий порыв ветра. Мягко, но тревожно зашелестела молодая листва.

— Гроза… Это хорошо… Старики говорят — к урожаю, — сказала Марья, полной грудью вдыхая живительный воздух.

— Скажи своей свекрови, — помолчав, обратилась она к Кате, — пусть она на тебя не ворчит — придем и поможем ей.

— Верно? — обрадовалась Катя и тотчас же исчезла в темноте.

Еще одна молния выхватила из тьмы дома, плетни, деревья, дорогу и Катю, бегущую по ней. И потом один за другим посыпались частые удары и ослепительные вспышки молний. С улыбающимся лицом Марья любовалась разыгравшейся стихией.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В ожидании всходов Марья каждый день наведывалась на поле и подолгу с замирающим сердцем глядела на черную землю. Так в детстве, когда отец уезжал за двадцать верст в город, она с полудня начинала нетерпеливо посматривать на дорогу: может быть, покажется знакомая вислобрюхая лошадь и рядом с телегой высокая, сутулая фигура отца, с серой от пыли бородой, который, она знала, обязательно привезет ей гостинца.

Когда, по ее расчетам, должны были показаться всходы, она по нескольку раз в день выходила на участок… Молчаливая приходила она в лабораторию. Сверкающее стекло, белый фарфор, сосредоточенный вид Клавы, разговоры ее вполголоса с Бобровым, — все это успокаивало Марью. К тому же Бобров на ее взволнованные вопросы: хорошо ли проверены семена на всхожесть, не испортились ли они как-нибудь? — со спокойной улыбкою отвечал:

— Не волнуйтесь… Какая вы беспокойная!

В один из дней она побежала на поле едва рассветало. Агроном уже был на ее участке. Он молча показал Марье на ровные двойные цепочки желтовато-зеленоватых листиков.

— Уже? — вскрикнула Марья и заулыбалась и засмеялась.

— Уже, — подтвердил агроном.

Они из конца в конец прошли по рядкам.

— На два дня раньше обычного взошла, — сказал Бобров с нескрываемой гордостью, — как мы с вами и рассчитывали. Посмотрим, что будет. Не забудьте пробороновать. Возьмите самые легкие бороны, так, чтобы зуб захватывал не больше трех сантиметров глубины.

— Бороновать? — с удивлением спросила Марья, опасаясь, что не так поняла агронома. Она слышала о такой бороньбе, но в Красном Куте еще ни разу ее не применяли.

— Бороновать обязательно, иначе сорняки заглушат всходы.

Марья вполне доверяла агроному, но все же с тревогой сказала: