Простые люди

Сидорыч, с его живым воображением, мгновенно представил себе пятидесяти метровые быки Днепростроя, виденные им на фотографии, бешеные каскады пенящейся воды, скатывающиеся по бетонным сливам, ослепительно-белую плотину, вознесшуюся ввысь, сверкающее здание турбинного зала, гирлянды огней и ажурные столбы высоковольтной линии…

— Ишь ты, — вздохнул он, — Днепрострой…

Понемногу к кругу сошлись чуть не все вышедшие на воскресник. Слова инженера взволновали всех. Он говорил о сооружении электростанции в Красном Куте, как о деле обычном, и эта простота и деловитость уничтожили последние сомнения в реальности замысла Степана Головенко, ставшего делом всего Красного Кута.

Старики притихли. Как-то трудно было представить, что здесь, под сопкой, по которой на их памяти бродили медведи да паслись стада диких коз, могут раскинуться бетонные сооружения гидроэлектростанции; что с этого места, где сейчас покачиваются камыши да между ними шныряют уклейки, во все концы района по проводам побежит электрический ток…

Филипп, практическая складка характера которого сказалась и тут, тотчас же сообразил:

— А ведь тут вроде озера что-то получится. Эвон, какое богатое…

Дед Шамаев поглядел в ту же сторону, мысленно представил себе размеры будущего озера, представил себе, какое у этого озера будет дно и поддакнул Филиппу:

— Поди, карасика можно будет развести тута, сазана…

— Может, это озеро и для поливки полей сгодится, — вставил Сидорыч. — Бывает, до половины лета ни капли не выпадает. А тут какое ни на есть устройство приспособить, да и поливать… Как в городе улицы поливают, а?

Обрадованный своей выдумкой Сидорыч победно оглядел всех и тотчас же испугался: не далеко ли хватил?

Но размечтавшимся краснокутцам теперь уже никакая фантазия не могла показаться чрезмерной.

Головенко и инженер переглянулись. Инженер, пожилой уже человек, седоусый и добродушный, подмигнул Головенко и взял его под руку.

— Сколько станций я построил уже, — сказал он тихонько, — а не перестаю удивляться тому, как охотно наши люди берутся за самое трудное дело, если видят конечную цель. И это заставляет сразу же после окончания строительства браться за новые стройки. Всё, что бы ни сделал, — всё кажется малым…

Головенко в ответ пожал инженеру руку.

Настя Скрипка, как всегда, встала рано. Проводив корову в поле, она ушла на огород. Тяжелые косматые шляпы подсолнухов никли к земле, повернувшись к солнцу. На золотых лепестках дрожали капельки росы, по шершавой сердцевине суетливо ползали пчелы. На огороде пахло укропом и еще чем-то необъяснимо приятным, свежим. За подсолнухами раскинулась сочная заросль табака. Настя обошла огород. За ней по пятам плелась черная лохматая собака. Всякий раз, как только Настя останавливалась, собака садилась и принималась пылить, виляя лохматым, в репейниках, хвостом.

В первые дни, когда ушел Михаил, Настя спокойно ждала мужа: никуда не денется, вернется. Но Михаил работал на тракторе и, казалось, не думал возвращаться. Впрочем, видела его Настя редко: с утра до ночи он был в поле. С Настей никто не заговаривал, ее сторонились, осуждая. Лишь однажды, когда Настя доила корову, около плетня остановился Засядько.

— Ну, как, соседка, живешь-можешь?

Настя обрадовалась и откликнулась:

— Спасибо. Ничего.

Засядько задумчиво подкрутил седые усы.

— Довольна жизнью?

Вопрос не понравился Насте. Что-то закипело у нее в груди, но она сдержалась.

— Когда как, когда довольна, а, бывает, и нет.

Засядько откашлялся, пошатал плетень, как будто пробуя его крепость.

— А як буде невмоготу, тогда прийдешь та скажешь мени, — сказал он неожиданно.

— Почему же невмоготу мне должно быть?

— А як же? Уж если человек откололся от коллектива, та если он еще не совсем потерял совесть, то должен почувствовать… Подожду, когда ты сама прийдешь.

Засядько опять покачал поскрипывающий плетень и отошел. У Насти будто что-то оборвалось внутри. Впервые она почувствовала, что сама поставила себя в такое положение…

С этой поры она потеряла душевный покой, осунулась, у нее даже пропал интерес к огороду. Какой толк в том, что она продаст табак, семечки, что у нее будут деньги… А что дальше?

Настя швырнула цапку, которой собиралась окучивать табак. Задетая ею собака взвизгнула и, поджав хвост, уползла в табачные заросли. Через минуту она, поднявшись на задние лапы, залаяла через плетень: мимо огорода по утоптанной тропке по высокому берегу пересохшего ручья шли люди, весело переговариваясь. Они шли на берег — мужчины, женщины, с лопатами на плечах, с топорами. Куда? Настя не знала. Туда же шумной ватагой бежали детишки. Настя задержала одного, бегущего с куском хлеба.

— Слышь, куда люди пошли?

Мальчишка приставил ко лбу ладонь козырьком и крикнул:

— Гидростанцию строить, тетя Настя!..