— Спасибо, дорогой Арес, — сказал я, едва не заплакав. — Прощай.
Чем дальше уходил я от Ареса, тем больше думал о том, что попрощался не просто с другом, но и со всей так полюбившейся мне Японией, этой прекрасной страной добрых, спокойных и таких вежливых людей.
„Помоги мне, Господи, — молился я про себя. — Пора. Сегодня мой день”.
24 октября я добрался до постели только около четырех часов ночи. Наталья спала в другой комнате и не слышала, когда я пришел. Встал я около половины девятого, когда ее уже не было дома, она ушла на работу. Однако на столе меня поджидал солидный завтрак, и хотя трудно было затолкать в себя хоть что-то, я все-таки поел, помня, что для осуществления задуманного мне понадобятся все мои силы, без остатка.
Я намеревался вести себя, как обычно, прикидываясь до самого последнего момента, что все в норме. Обычно, прежде чем отправиться на службу, я просматривал газеты, однако в тот день мне было не до них — я принялся взвешивать всю степень риска и попытался нащупать ответы на ряд вопросов.
Более всего меня беспокоил вопрос, на который я не мог найти вполне определенного ответа. Этот вопрос, мучивший меня, когда я изучал соответствующие документы в службе „активных мероприятий” сводился к следующему: нет ли агентуры КГБ в американской разведке, причем на достаточно высоком уровне. Если есть, то это значит, что Советы будут иметь возможность заполучить меня обратно. Я и сегодня не страшусь смерти, не боялся я умереть и тогда. Но я боялся, как боюсь и до сих пор, того, что они могут сделать со мной, прежде чем дать мне умереть. Я знал достаточно много о пытках, доводящих людей до полной потери человеческого облика. Эти пытки ожидают „предателей” в Лефортовской тюрьме в Москве. Я очень живо помнил показанные нам еще в разведшколе фотографии полковника КГБ — как его, одурманенного наркотиками и втиснутого в смирительную рубашку, волокут в советский самолет в Стамбуле. Нам было сказано, что он пытался бежать, но советский агент в британской разведке, Гарольд (Ким) Филби вовремя предупредил об этом КГБ. Я не хотел вводить в заблуждение самого себя: такое могло случиться и со мной, если только Советы ухитрились проникнуть в американскую разведку.
Однако, всесторонне изучив сеть резидентуры, я такого агента в Японии не обнаружил. И, уверен, что не ошибся. Хотя относительно штаб-квартиры ЦРУ в Виргинии у меня такой уверенности нет.
Предположив, что мое рассуждение верно, я перешел к следующему вопросу: достанет ли у американцев сообразительности, чтобы принять меня должным образом, суметь (после того, как они убедятся в том, кто я) обеспечить мою безопасность и затем быстро вывезти меня из Японии? Ответа на эти вопросы у меня не могло быть — мне оставалось лишь пожать плечами и сказать: „Скоро увидим”.
Еще задолго до побега я облюбовал для себя отель „Санно” — там часто бывали сотрудники американского посольства, армейские офицеры и видные чиновники. Этот отель служил местом встреч для многих людей, там устраивались различные приемы и банкеты. Я давно уже решил, что именно в этот отель и отправлюсь. Однако 24 октября мне прежде всего надо было соблюдать видимость того, что жизнь моя идет в обычном русле. Я вышел из дому около одиннадцати утра, на мне были, как частенько, бежевые брюки, рубашка с открытым воротом и коричневый твидовый пиджак. Доехав до клуба журналистов, я просмотрел там сообщения телетайпов, а потом вклинился в вязкий поток заполнявших все улицы машин и начал продвигаться по направлению к окраине Токио, то и дело сворачивая в боковые улицы, чтобы убедиться, что за мной нет слежки. Потом вернулся в центр города, запарковал машину и пошел пешком, застревая время от времени у витрин книжных магазинов и разглядывая всякий антиквариат. В маленьком кафе я попытался успокоить расходившиеся нервы чашкой чаю.
Наконец около восьми часов вечера я направился к отелю „Санно”. Когда я пересекал холл, в моем животе — я мог бы поклясться в этом? — перекатывался кусок льда. Подойдя к столу дежурного, я сказал: „Я на прием” — в надежде, что хоть какой-то прием должен быть в отеле.
Мне повезло. Меня направили к просторному залу, у входа в который стоял часовой. В дверной проем я высмотрел в наполнявшей зал толпе человека, в форме военно-морского флота США.
— Передайте, пожалуйста тому капитану, что мне надо поговорить с ним, — обратился я к часовому.
— Будет сделано, сэр, — ответил он и, энергично отсалютовав, вклинился в толпу. Я видел, как он что-то сказал капитану — тот взглянул в мою сторону, явно заинтересованный, и потом направился к дверям.
— Чем могу служить? — вежливо спросил он.
— Меня зовут Станислав Левченко. Я токийский корреспондент советского журнала „Новое время”. Мне необходимо как можно скорее встретиться с кем-нибудь из американской разведки.
Моряк заколебался — для меня это тянулось целую вечность. Потом он тихо произнес:
— Пойдемте со мной. — Он провел меня дальше по коридору, и мы вошли в какую-то пустую комнату. — Ждите тут, — сказал он, прежде чем уйти.