Протопоп Аввакум и начало Раскола

Комиссию по расследованию ждали. Встречена она была сразу же очень плохо. До всяческих переговоров отправили в Москву послание, в котором под видом просьбы легко можно было прочесть твердое решение ничего не изменять в унаследованных от святых Зосимы и Савватия обрядах. Послание сопровождалось угрозой покинуть монастырь, который ведь являлся также и пограничной крепостью. К этому посланию приложили руку все семьдесят монахов, умевших писать, остальные заставили грамотных расписаться за них; таким образом, единение в борьбе за старую веру теперь было полным[1487]. Это стало особенно хорошо видно, когда 6 октября собрался большой монастырский собор для прений с Сергием в присутствии всех жителей монастыря – итого, тысячи человек. Чтение официальной грамоты вызвало восклицания: «Мы де указу великого государя послушны и во всем ему, великому государю, повинуемся, а повеления о Символе веры и о сложении триех первых великих перстов к воображению креста Господня на лицах наших, и трегубыя аллилуии (…) и о новоизданных печатных книг (…) не приемлем, и слышати не хотим, и готовы все пострадати единодушно». Затем слово взял Никанор: «То де учение, что велят крестится тремя персты, есть предание латынское, печать антихристова, – и велел всем того отнюдь не примать, – а я де за всех вас готов к Москве ехать и пострадать». Своими одобрительными восклицаниями все скрепили этот отказ. По просьбе Сергия для обсуждения с ним каждого пункта был выделен иеромонах Геронтий, но всеобщий шум вскоре прервал беседу[1488]. После того как все разошлись, Сергий получил письменное заявление, в трогательных словах заверяющее о повиновении и преданности Соловков царю; оно, однако, заканчивалось так: «Аще ли великий государь царь на нас грешных фиял гнева своего излиет, лучше нам убогим временною смертию живот во веки получить, нежели началников своих, преподобных отец наших Зосимы, и Саватия, и Филиппа митрополита московского и всея Руси, и прочих святых предания оставити»[1489]. 11 октября великое посольство с поникшей головой покинуло непокорный остров.

После этого, за исключением одного путешествия Никанора[1490], связь между Соловками и Москвой была почти прервана; так продолжалось вплоть до приезда нового посольства. То был уже новый архимандрит, назначенный царем[1491], бывший начальник соловецкого подворья в Москве – Иосиф; с ним были Варфоломей, который должен был ввести его в должность, и Никанор, который после своего раскаяния добился возвращения в свой монастырь[1492]. Первые двое высадились на одном из островов архипелага 14 сентября 1667 года. Монашеский собор тут же предупредил их, что, если они будут служить по старым обрядам, их охотно примут, если же нет, то в них не нуждаются. На следующий день все монахи, с келарем во главе, отправились к Иосифу. Так как он объявил себя в единении с собором, то они его захватили силком и увели скорее как пленника, чем как настоятеля. Затем они тут же разнесли те тридцать девять бочонков водки и пятнадцать бочонков пива и меда, которые тот привез из Вологды. Собрание, состоявшееся 16 сентября, было более чем бурным: Варфоломея чуть не разорвали на куски. Монахи отказались подойти под благословение Иосифа; их представитель новый казначей Геронтий прочел составленные им писания, где старая вера искусно оправдывалась; он даже отказался посмотреть новые книги, привезенные из Москвы. Иосиф должен был ограничиться тем, что подал в Москве короткое переданное ему заявление: «Повели, государь, нам быти в той же нашей старой вере, в которой (…) вси благоверные цари и великия князи (…) и вси святии отцы угодили Богу. Аще ли ты (…) нам в прежней (…) в старой вере бытии не благоволишь (…), милости у тебя, государя, просим: помилуй нас, не вели (…) болши того к нам учителей присылать напрасно, понеже отнюдь не будем прежней своей православной веры пременить, и вели (…) на нас свой меч прислать царской, и от сего мятежнаго жития преселити нас на оное безмятежное и вечное житие (…), от всея души (…) милости о сем просим и вси с покаянием и с восприятием на себя великого ангельского чину на той смертный час готовы»[1493]. Тон этих челобитных из решительного становится теперь уже вызывающим.

Никанор, который предпочел не появляться с ненавистными спутниками, высадился в Соловках 20 сентября. Первым же монахам, встретившим его, он объявил: «Буду благословлять вас по старому». Этим он сразу отвергал московское свое отречение. Ставши перед Азарием и Геронтием, он поспешно снял свой греческий клобук. «Мне его силой надели!» Тут же состоялось примирение[1494]. Никанор фактически принял на себя управление монастырем. Два дня спустя переписанный начисто труд Геронтия был отослан в Москву с особым гонцом[1495].