Протопоп Аввакум и начало Раскола

Положение к концу 1667 года было следующим: двойной оплот – и православия, и царства – на Белом море вел себя по отношению к царю и официальной церкви, как независимая республика. Она нисколько не бунтовала; при всяком случае она высказывала в трогательных словах свою любовь к царю. Но в том, что касалось веры, в этом она не могла ему повиноваться, и она об этом объявляла каждый раз печально, но стойко. Пусть принуждает ее силой оружия, пусть выполняет царь свое дело! Она лучше умрет, чем изменит своей вере. Великий северный монастырь возобновлял в XVII веке спасительный завет: «Лучше повиноваться Богу, чем людям».

В то же время Соловецкий монастырь вновь взял на себя свою прежнюю функцию: он становился духовным наставником народа. Труд, над которым работал Геронтий около двух месяцев, не был уже больше коротким воззванием, подтверждающим некоторые положения веры и утверждающим решимость за нее держаться, – это уже был развернутый документированный манифест старой веры. При его составлении трудолюбивый казначей должен был изучить предыдущие работы: работу Герасима Фирсова о крестном знамении, Челобитную Никиты, «Свиток» Лазаря, только что появившийся трактат «Жезл правления», не говоря уже о богатой библиотеке самого монастыря. На этот раз все доводы были собраны вместе, все было приведено, чтобы показать, что Никон и его преемники ввели на Руси новую религию, неслыханную, созданную по их прихоти, кощунственную и искаженную. Скрижаль на листе 466 спрашивает: «Кая (…) польза, или кая добродетель есть носити кому крест на раме своем?» На листе 766 говорится о Христе, распятом «за некое погрешение». В переводе «Небес» Иоанна Дамаскина, сделанном Епифанием Киевлянином (глава 27, лист 56), «проповедуют Сына Божия еще в плоть не пришедша, но впредь пришествовати его сказывают». В Служебниках и Триодях в некоторых песнопениях «воскресение Сына Божия отставлено». Требник, лист 42, при крещении допускает обращение с молитвой к духу лукавому; на листе 873 он заставляет освящать, а скорее осквернять, церкви мылом, веществом, содержащим «всякую нечистоту и скверность»; вместо помазания елеем усопшего велят посыпать пеплом. Само имя Господа Исуса Христа изменено; латинский крест теперь уже предпочитается истинному кресту Христову, состоящему из трех древ: сосны, кедра и кипариса, предсказанных еще Исаией (Ис. 60, 13) и воспеваемых в песнопениях; прежнее истинное крестное знамение подвергается осуждению; аллилуия, вопреки Стоглаву, трегубится; в молитве Исусовой слова «Сыне Божий» отменены, «Дух Святый» перестал быть истинным; в вечерню на Троицын день слушают стихиры, не преклоняя головы; к Трисвятому добавили слова, что уже осуждалось при царе Феодосии; в Номоканон внесены чрезвычайно тяжкие правила, между тем как нарушается монастырский устав: монахам разрешается ходить в церковь и по торгам без рясы, «аки иноземцы или кабацкие пропойцы»; вся Божественная служба изменена, церковные книги изменены против прежних и вся православная вера «извращена» «на их разум». Можно думать, что будто и до них не было христианства на Руси и они поучают нас новой вере, словно как мордву или черемисов. А ведь наша старая вера была засвидетельствована бесконечной цепью чудес и прославлением святых, вселенскими патриархами Иеремией и Феофаном, назвавшими Москву по ее набожности «Третьим Римом», так и написано в книге Кормчей, листы 15 и 26. Нужно ли нам теперь, когда приходит конец века сего, получать новое крещение и отбросить наших святых и чудотворцев? Нет, нет, мы такие же православные, какими были они. А теперешние греки, которые не умеют даже правильно творить крестное знамение и живут уже столько лет в рабстве у турок – язычников, они печатают свои книги у латинян. И к нам греки приехали не для того, чтобы восстановить церковь, а чтобы собрать побольше золота и серебра – все наши богатства и нас разорить! Можно ли верить их книгам, подделанным еретиками, которых ведь всегда у них было много? Не вынуждай же нас изменять истинной вере, утвержденной семью Соборами; не заставляй нас клеймить позором отцов твоих и дать чужакам повод злорадствовать и клеветать на православную церковь! Но если ты так уже делаешь, мы повторим тебе еще раз то, о чем тебе и раньше писали: «Лучше нам временною смертию умереть, нежели вечно погибнуть»! Пусть твои новые учителя предадут нас огню и мукам, пусть четвертуют нас! – от святой апостольской веры мы не отречемся!

Этот текст, так блестяще составленный, сила и волнующее содержание которого так и сквозили в его чрезвычайно холодной и сжатой форме, предназначался в меньшей степени царю – можно ли было на него надеяться? – чем верующим. Сразу же быстро распространились многочисленные списки с него, иные из них отяготились новыми жалобами[1496]. Воззвание Соловков имело огромный и длительный успех у всего христианства, и Федор, без сомнения, прослышал об этом.