Читаем Процесс полностью

В приемной директор и гость поднялись навстречу К. из мягких кресел. Директор мило улыбался и был явно рад появлению К. Он сразу представил его итальянцу, а тот крепко пожал К. руку и со смехом назвал кого-то ранней пташкой, К. толком не понял кого и лишь позднее уразумел, что имелось в виду. К. ответил несколькими гладкими фразами, которые итальянец выслушал, все еще посмеиваясь и нервно подергивая себя за густые, седеющие иссиня-черные усы. Эти усы явно были надушены, так что возникал соблазн подойти поближе и понюхать. Когда все уселись и завязалась небольшая вводная беседа, К. заметил, что понимает итальянца лишь отрывочно. Когда тот говорил спокойно, понятно было почти все, но это было скорее исключение – в основном речь так и лилась у него изо рта, он страстно тряс головой, а дважды даже вставал с очень серьезным видом и снова опускался смеясь в кресло. При этом он регулярно сбивался на какой-то диалект, который К. вообще не воспринимал как итальянский, однако директор не только все понимал, но и мог говорить, – впрочем, К. должен был это предвидеть: ведь итальянец приехал с юга своей страны, где и директор прожил несколько лет. Так или иначе, К. осознал, что добиться взаимопонимания с итальянцем у него вряд ли выйдет, потому что и на французском тот изъяснялся едва понятно, а читать по губам, что, возможно, помогло бы, мешали усы. У К. зародилось предчувствие большого конфуза, и он временно оставил попытки вникнуть в речь итальянца – в присутствии директора, который так легко его понимал, не стоило и напрягаться – и ограничился угрюмым наблюдением за гостем. Тот глубоко, но в то же время изящно сидел в кресле, то и дело поправляя короткий, скроенный по последней моде пиджачок, и старался что-то изобразить вольными жестами словно посаженных на шарниры кистей – с первого взгляда, не зная, о чем идет речь, можно было подумать, что он показывает, как бьет фонтан, но К., хоть и не сводил глаз с его рук, не мог уловить смысла жестикуляции. Наконец К., механически переводившего взгляд с одного собеседника на другого, накрыло уже привычной усталостью, и он – к счастью, вовремя – даже поймал себя на том, что по рассеянности встал и собрался развернуться и уйти.

В конце концов итальянец посмотрел на часы и вскочил. Попрощавшись с директором, он подступил к К. так близко, что тому пришлось отодвинуть кресло, чтобы обрести свободу движений. Директор, явно разглядевший в глазах К. мольбу о помощи, вмешался в разговор, да так ловко и ненавязчиво, словно всего лишь собирался дать ему небольшой совет, а на самом деле перевел все, что без передышки изливал речистый итальянец. От него К. узнал, что итальянцу еще нужно закончить кое-какие дела, что вообще-то у него совсем мало времени и он ни в коем случае не хочет галопом нестись по всем достопримечательностям, а с большим удовольствием – если, конечно, К. согласится, решение за ним – осмотрел бы только собор, но зато обстоятельно. Он был бы рад совершить эту прогулку в компании такого образованного и учтивого человека – тут имелся в виду К., совершенно не слушавший итальянца, а лишь пытавшийся быстро уловить слова директора, – и просит, если возможно, ждать его в соборе примерно через два часа, около десяти. Сам он почти уверен, что к нужному времени тоже окажется на месте. К. ответил что-то приличествующее случаю, итальянец пожал руку сперва директору, потом К., потом снова директору и пошел к двери, не переставая говорить и не отворачиваясь совсем от следовавших за ним хозяев.

К. еще немного задержался у директора – сегодня тот выглядел особенно измученным. Словно извиняясь перед К., он подошел к нему совсем близко и доверительно сказал, что поначалу собирался сам пойти с итальянцем, но потом – в причины он вдаваться не стал – решил, что лучше отправить с ним К. Пусть итальянца поначалу трудно понять, не стоит расстраиваться, понимание придет очень быстро. А если он все равно ничего не разберет, тоже не страшно, потому что итальянцу не очень-то и надо, чтобы его понимали. Кстати, К. на удивление хорошо говорит по-итальянски и наверняка отлично справится. На этом прием был закончен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альпина. Антиутопии

Процесс
Процесс

Роман о последнем годе жизни Йозефа К., увязшего в жерновах тупой и безжалостной судебной машины, – нелицеприятный портрет бюрократии, знакомой читателям XXI века не хуже, чем современникам Франца Кафки, и метафора монотонной человеческой жизни без радости, любви и смысла. Банковского управляющего К. судят, но непонятно за что. Герой не в силах добиться справедливости, не отличает манипуляции от душевной теплоты, а добросовестность – от произвола чиновников, и до последнего вздоха принимает свое абсурдное состояние как должное. Новый перевод «Процесса», выполненный Леонидом Бершидским, дополнен фрагментами черновиков Франца Кафки, ранее не публиковавшимися в составе романа. Он заново выстраивает хронологию несчастий К. и виртуозно передает интонацию оригинального текста: «негладкий, иногда слишком формальный, чуть застенчивый немецкий гениального пражского еврея».

Франц Кафка

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост