Процесс

Вдалеке, у главного алтаря, он заметил большой треугольник света от свечей и не смог с определенностью вспомнить, видел ли его раньше, когда вошел. Возможно, свечи только что зажгли. Такое уж у церковных служек ремесло – они движутся крадучись, их не замечаешь. Обернувшись, К. увидел, как в то же мгновение невдалеке от него зажглось сразу множество свечей на одной из колонн. Это было хоть и красиво, но совершенно недостаточно, чтобы осветить иконы боковых алтарей: они как будто еще глубже погрузились во мрак. Итальянец поступил столь же невежливо, сколь и разумно, не придя в собор, – здесь было ничего не рассмотреть и пришлось бы довольствоваться разглядыванием отдельных икон, которые при помощи электрического фонарика К. можно было бы выхватить из темноты лишь частично. Чтобы прикинуть, что вышло бы из этой затеи, К. зашел в небольшую боковую часовенку, поднялся на пару ступенек к низкой мраморной балюстраде и, перегнувшись через нее, посветил фонариком на алтарь, перебивая расплывчатый свет лампады. Первым, что он разглядел, а отчасти угадал, оказалась высокая, закованная в латы фигура рыцаря – на иконе она была изображена с самого края. Рыцарь опирался на меч, воткнутый в голую землю, из которой торчали там и сям лишь несколько травинок. Возможно, ему было приказано нести дозор. К., давно уже не видевший живописи, долго рассматривал рыцаря, хотя ему все время приходилось щуриться – глаза плохо выносили зеленоватый свет фонаря. Скользя лучом по остальной части иконы, он обнаружил могилу Христа, изображенную вполне традиционно – хотя икона была сравнительно новой. К. убрал фонарик в карман и вернулся на свое место.

Ждать итальянца было, видимо, уже бесполезно, но снаружи дождь лил ручьями, а в соборе оказалось не так холодно, как ожидалось, и К. решил пока не уходить. Он устроился неподалеку от большой кафедры, на круглой крыше которой полулежали два простых золоченых креста – так, что концы их перекладин пересекались. Внешняя сторона балюстрады и ее соединение с несущей колонной были украшены вырезанной в камне листвой: из нее там и сям выглядывали ангелочки, то игривые, то мирные. К. подошел к кафедре и исследовал ее со всех сторон. Работа по камню была чрезвычайно тщательная, листья словно улавливали и удерживали глубокий сумрак. К. просунул руку в промежуток между листьями, осторожно касаясь камня; раньше он вообще не знал о существовании этой кафедры. Тут он случайно заметил за соседней скамьей служку в ниспадающей складками длинной черной рясе – он держал в левой руке табакерку и пристально наблюдал за ним.

«Чего он хочет? – подумал К. – Может, я кажусь ему подозрительным? Или он просто надеется на чаевые?» Но тот, поняв, что К. его заметил, показал правой рукой, между пальцами которой зажата была понюшка табака, в неопределенном направлении. Было непонятно, что он имеет в виду, К. некоторое время не реагировал, но служка продолжал указывать на что-то рукой и вдобавок кивать в ту же сторону.

– Чего же ему надо? – пробормотал К., не осмеливаясь окликнуть служку.

Потом он вынул кошелек и стал протискиваться к служке мимо скамьи. Тот, однако, отмахнулся, пожал плечами и захромал прочь. Его быстрая неровная походка напомнила К., как он в детстве пытался изобразить, будто скачет на лошади. «В детство впал старик, – подумал К. – Ума ему хватает только на то, чтобы прислуживать. Смотри-ка, я остановился – и он. Прикидывает, пойду ли я дальше». Улыбаясь, К. шел за стариком через весь неф, пока не поравнялся с центральным алтарем, причем служка не переставал на что-то указывать, но К. нарочно не оборачивался, думая, что старик жестикулирует лишь для того, чтобы он отстал. Так он в конце концов и сделал, потому что не хотел слишком сильно пугать служку: он еще мог пригодиться на тот случай, если итальянец все же явится.

Выйдя в центральный проход в поисках оставленного альбома, К. заметил на колонне возле скамеек для хора небольшую боковую кафедру, совсем простую, из голого светлого камня. Она была такая маленькая, что издали казалась пустой нишей, предназначенной для статуи святого. Проповедник на ней не смог бы отойти от балюстрады даже на один полноценный шаг. Кроме того, венчавший кафедру простой каменный козырек нависал так низко, что человек среднего роста не смог бы под ним выпрямиться – пришлось бы перегибаться через балюстраду. Все было будто нарочно устроено, чтобы создать неудобства проповеднику, да и вообще – к чему такая кафедра при наличии второй, большой и столь искусно украшенной?