Процесс

– Именно, – сказал художник. – Процесс начинается заново – но снова, как и прежде, появляется возможность мнимого оправдания. Надо просто собрать все силы и не сдаваться.

Эти последние слова художника были, видимо, вызваны слегка поникшим видом К.

– Но разве, – сказал он, предупреждая новые откровения художника, – второго оправдательного приговора не труднее добиться, чем первого?

– Об этом, – ответил художник, – ничего определенного сказать нельзя. Вы имеете в виду, что второй арест может неблагоприятно повлиять на отношение судьи к обвиняемому? Это не так. Судья еще при первом оправдательном приговоре предвидел новый арест. Так что это обстоятельство не играет почти никакой роли. Но, естественно, и настроение судьи, и его правовая аргументация по делу могут измениться по множеству причин, так что хлопоты по поводу повторного оправдания должны будут соответствовать новым обстоятельствам и в целом потребуют столько же усилий, сколько и в первый раз.

– Но ведь и это повторное оправдание тоже не окончательное, – мрачно сказал К. и понурился.

– Конечно, нет, – сказал художник. – За вторым оправданием следует третий арест, за третьим оправданием четвертый и так далее. В этом и состоит суть мнимого оправдания.

К. молчал.

– Мнимое оправдание явно не представляется вам удачным решением, – сказал художник. – Может быть, затягивание подойдет лучше. Объяснить вам суть затягивания?

К. кивнул. Художник вольготно развалился в кресле, запустил руку под расстегнутую ночную рубашку и почесал грудь и бока.

– Затягивание, – сказал он и какое-то время смотрел прямо перед собой, словно подыскивая самое точное объяснение. – Затягивание состоит в удержании процесса на низших процессуальных ступенях. Чтобы этого добиться, необходимо, чтобы обвиняемый и его помощник – особенно помощник – находились в непрерывном контакте с судом, чувствовали его. Повторю, что для этого не требуются такие усилия, как для мнимого оправдания, но нужно куда больше бдительности. Нельзя упускать из виду ход процесса, нужно регулярно, а также в некоторых особых случаях навещать ответственного судью и стараться поддерживать с ним добрые отношения, а если вы его не знаете – влиять на него через знакомых судей, но при этом не сдаваться и искать возможности для личной встречи. Ошибиться тут невозможно, так что можно с определенной долей уверенности утверждать, что процесс никогда не выйдет из первой стадии. Пусть процесс и не заканчивается, но обвиняемый застрахован от приговора почти так же, как если бы был свободен. По сравнению с мнимым оправданием у затягивания есть одно преимущество: будущее обвиняемого не так неопределенно, он защищен от ужасов внезапного ареста и свободен от постоянного страха, что в самый неудобный момент от него потребуются хлопоты и труды, необходимые для кажущегося оправдания. Однако у затягивания есть, с точки зрения обвиняемого, и определенные недостатки, которые не следует недооценивать. Я имею в виду не то, что обвиняемый всегда остается несвободным, – ведь и при мнимом оправдании, собственно говоря, тоже так. Недостаток в другом. Процесс не может стоять на месте – по крайней мере без видимых на то причин. Так что, если смотреть со стороны, в процессе все время должно что-то происходить. Время от времени должны приниматься постановления, обвиняемого следует допрашивать, нужны какие-то следственные действия и так далее. Процесс все время должен совершать тот малый круг, по которому он искусственно движется. Это, конечно, влечет за собой определенные неудобства для обвиняемого, которые, впрочем, не стоит преувеличивать. Это все только для вида – допросы, например, очень короткие; когда нет времени или желания на них ходить, можно отпроситься, а с некоторыми судьями можно даже договориться заранее на долгий срок о постановлениях, которые будут выноситься. В сущности, речь идет о том, что человеку, раз уж он в статусе обвиняемого, надо время от времени отмечаться у своего судьи.

Художник еще не договорил, а К. уже накинул пиджак на руку и встал.

– Встает! – раздался тут же возглас из-за двери.

– Уже уходите? – спросил художник, тоже вставая. – Это, конечно, из-за воздуха. Обидно. Мне есть еще что вам рассказать. Пришлось говорить совсем коротко. Но, надеюсь, все было понятно.

– О да, – сказал К.

Он с таким усилием заставлял себя слушать, что у него разболелась голова.

Несмотря на это подтверждение, художник еще раз резюмировал, словно желая на прощание утешить К.:

– Общее в обоих методах то, что они препятствуют вынесению обвинительного приговора.

– Но они также препятствуют и истинному оправданию, – сказал К. еле слышно, словно ему было стыдно признаться, что он это понял.

– Вы ухватили самую суть, – без всякой паузы ответил художник.