Провидение и катастрофа в европейском романе. Мандзони и Достоевский

В поэтике Мандзони можно наблюдать некое развитие в авторской концепции Божественного Провидения. В его поэзии и особенно трагедии «Адельгиз» роль Провидения представлена в духе «provvida sventur», посланного свыше злоключения и страдания героев, что в свою очередь коррелирует с тем отношением, которое Провидение и страдание носит в поэтике Достоевского. Роман «Обрученные» называют «эпопеей Провидения» (А. Момильано), поскольку Божественной воле как движителю истории в произведении отведена одна из центральных партий. Однако, как и у Достоевского, действия Провидения в «Обрученных» столь же незримы (Deus absconditus), лишены попыток рационализации и всякой рефлексии со стороны автора (рассказчик никогда не упоминает слова «Провидение»).

Провидение носит ускользающий и изменчивый характер, то совпадая с волей случая, то воплощаясь в желаниях и мольбах героев. Содержание понятия эволюционирует уже в сознании персонажей по мере того, как они преодолевают выпавшие на их долю трудности.

Так, в репликах Ренцо обращение к Проведению чаще всего соответствует значению «судьбы», «непредсказуемого случая» и приобретает религиозный оттенок только в ситуации тяжелых испытаний в виде присутствия Бога рядом с человеком страдающим и нуждающимся в защите. Дон Аббондио своим пониманием Провидения обнажает все безвредное малодушие и маловерие своей натуры, эгоистично призывая высшие силы внимать его несчастьям, служить его прихотям. Для Лючии Провидение есть истинное воплощение Божьей воли, коей она всецело вверяется. Фра Кристофоро так же свойственно видеть в ходе событий знаки Божьего покровительства, однако развитие романа наглядно демонстрирует, что реальный ход истории и чаяния верующих героев вовсе не всегда совпадают, и на долю праведников подчас выпадают разочарования и страдания не меньшие, чем те, что настигают великих грешников. При этом кульминационным раскрытием роли Провидения в романе Мандзони следует считать завуалированное присутствие Божьего гласа в самых сокровенных мыслях героев, в воспоминаниях, которые являются им в критические моменты жизненного пути. В данном случае проводником Провидения выступает память человека.

Общими мотивами в сознании героев Достоевского и Мандзони выступает непостижимость замыслов Божественного Провидения (столкновение с этой тайной для таких героев, как Алеша, уже само по себе становится испытанием) и изображения мира как храма Божьего, открытого равно как для верующих, так и для заблудших душ. В проблематике Достоевского на первый план выходит вопрос о спасении. Присущая Мандзони «персонификация» Провидения в историческом контексте утрачивает свою необходимость, поскольку истинность Бога едино оправдывает добро и зло. И оправдание это свершается как личностное открытие в душе героя, в то время как у Мандзони речь идет об оправдании событий истории в широком смысле. В этом и заключается историческая по сути своей проблема Провидения в романе Мандзони, и философская проблема спасения в романе Достоевского.

Узловой момент романа «Обрученные» – эпизод встречи Безымённого с кардиналом Борромео. Безымённый получает духовную поддержку служителя церкви после душевного переворота, толчком к которому стала встреча с воплощением невинности и веры – Лючией. У Достоевского равнозначную нагрузку несут встреча старца Зосимы с членами семьи Карамазовых и его непонятное для всех, кроме Алёши, поведение (поклон будущему страданию Дмитрия). Фактически это отправная точка развития сюжета и своего рода развилка, миновав которую, каждый из героев пойдет по собственному пути страдания. Для Дмитрия это будет и путь преображения, на котором важная роль отведена его младшему брату Алексею, с юных лет стыдливому, кроткому и добродетельному. Безусловно, Дмитрия Карамазова нельзя назвать злодеем, подобным Безымённому, властному и страстному романтическому герою Мандзони, однако страсти, кипящие в герое Достоевского, также влекут его к гибели души. Милость Божьего покровительства и покровительства человеческого в лице Алёши открывают перед Дмитрием путь искупления всеобщей вины, путь к спасению.