Прусская ваза

Саломонъ. Я получилъ эту вазу изъ рукъ Его Величества, которому угодно было, чтобы я, увернувши ее, положилъ въ ящикъ для отсылки во Францію; будучи охотникъ до рдкихъ вещей, я началъ внимательно ее разсматривать. Вотъ платокъ, которымъ я стиралъ съ нее пыль. Замтивъ надпись: во славу Фридриха Великаго, написанную блою краскою по синему полю, и желая разсмотрть ее лучше, я началъ обтирать ее мокрымъ платкомъ; но къ удивленію своему примтилъ, что синяя краска, подъ самою надписью, стиралась и приставала къ платку; — я началъ тереть сильне, оттеръ всю краску, и ясно увидлъ слово тиранъ. О Авраамъ! воскликнулъ я отъ удивленія. — Что сдлалось съ тобою, Саломонъ? спросилъ Его Велячество, который въ эту минуту стоялъ позади меня. Ты врно усталъ, и хочешь пригласить отца Авраама къ себ на помощь? Я не могъ отвчать ни слова; удивленіе сковало мой языкъ; глаза мои были неподвижно устремлены на слово тиранъ; я не позволялъ себ имъ врить и безпрестанно перечитывалъ надпись: во славу Фридриха, Великаго тиpaнa. Волосы становились на головъ моей дыбомъ. — Его Величество, не дождавшись отъ меня отвта, взялъ изъ рукъ моихъ вазу, прочиталъ надпись и вышелъ изъ Галлереи, не сказавши ни слова. Боле ничего не могу объявить почтенному Собранію.

Саломонъ поклонился и хотлъ выдти изъ залы, съ позволенія господина Варендорфа; но Альбертъ требовалъ, чтобы онъ остался, желая сдлать ему допросъ въ свою очередь. Саломонъ слъ на скамйку. Кликнули другаго свидтеля, главнаго смотрителя надъ Королевскою фабрикою, и Графъ Варендорфъ началъ допрашивать его слдующимъ образомъ:

Графъ. Видлъ ли ты надпись, сдланную на Прусской вазъ?

Надзиратель. Видлъ.

Графъ. Можешь ли ее вспомнить?

Надзиратель. Могу: во славу Фридрихаса Великаго тирана.

Графъ. Извстно ли теб, кто сдлалъ эту надпись?

Надзиратель. Думаю, что Графъ Ланицкій.

Графъ. Можешь ли сказать, почему такъ думаешь?

Надзиратель. Софія Мансфильдъ, та самая Художница, которая разписылала вазу, при мн просила Графа Ланициаго, имющаго прекрасный почеркъ, сдлать вмсто ея надпись на вазъ, которая не была еще обожжена. Молодой Графъ исполнилъ требованіе Софіи; я самъ видлъ, какъ онъ взялъ въ руки вазу, какъ написалъ на ней надпись, какъ отдалъ ее тому изъ мастеровыхъ, которому поручено было поставить ее въ горнъ — мастеровой немедленно вынесъ ее въ ближнюю залу, и вроятно въ ту же минуту поставилъ на огонь.

Графъ. Но видлъ ли ты вазу въ ту минуту, какъ вынули ее изъ горна, и замтилъ ли слово тиранъ?

Надзиратель. Я видлъ ее спустя нсколько часовъ посл, читалъ надпись; но слово тиранъ, закрытое синею краскою, не было еще тогда примтно; я самъ отвозилъ ее въ Санъ-Суси. Дни черезъ два Государь призывалъ меня къ себ, показывалъ мн надпись, но я не могъ, и теперь не могу сказать, какимъ образомъ явилось въ ней слово тиранъ: оно не могло быть приписано посл обозженія вазы, a разв только прикрыто синяю краскою. Я думаю, что оно написано Графомъ Ланицкимъ, и вотъ причины, заставляющія меня такъ думать: ему поручила Софія Мансфильдъ сдлать вмсто ея надпись; слово тиранъ написано такимъ же точно почеркомъ, какъ и другія; Графъ Ланицкій при мн, въ другомъ случа, называлъ Государя тираномъ. — Надзиратель пересталъ говорить; Альбертъ просилъ и его также не выходишь изъ залы. Оставалось допросить еще двухъ свидтелей: того ремесленника, которому Графъ Ланицкій отдалъ вазу, сдлавши на ней надпись, и того, который долженъ былъ поставить ее въ горнъ. Одинъ объявилъ, что онъ, по требованію обвиненнаго, тотчасъ отнесъ вазу въ ближайшую залу, въ которой находятся горны, и что въ это время ни одинъ человкъ къ ней не прикасался; другой утверждалъ, что онъ поставилъ вазу въ горнъ, вмст со многими другими, и что онъ не отлучался отъ огня ни на минуту. Симъ кончились допросы Графа Варендорфа, который сказалъ, что не считаетъ за нужное подтверждать словами доказательсетва явныя; что онъ желаетъ искренно видть Графа Ланицкаго оправданнымъ; что самъ Великій Фридрихъ почтетъ торжествомъ пріятнымъ, естьли преступнику, имъ обвиненному и прежде ему любезному, возвращена будетъ невинность, a съ нею и дружба его Монарха.

Альбертъ, скромный, но въ то же время мужественный и твердый, выступилъ на средину залы. Графъ Ланицкій, который сидлъ спокойно во все продолженіе Варендорфова допроса, поблднлъ, когда увидлъ Альберта, идущаго опровергать его обвинителей. Графиня, блдная какъ смерть, неподвижно смотрла на Альберта: вся душа ея заключена была во взорахъ. Страшная тишина царствовала въ собраніи; казалось, что нжное чувство матери овладло сердцами зрителей; вс втайн желали успха Альберту, неустрашимому, великодушному Альберту, который одинъ имлъ наружность спокойную и былъ заране увренъ въ своей побд.