Согласно второй позиции, цель терапии – не столько приспособление, сколько оптимальное развитие человеческих потенций и реализация индивидуальности человека. В таком случае психоаналитик – не «советник по приспособлению», а, если использовать выражение Платона, «врачеватель души». Эта позиция основывается на той посылке, что существуют неизменные законы человеческой природы и человеческого функционирования, которые действуют в любой культуре. Эти законы нельзя нарушить, не нанеся серьезного урона личности. Если человек нарушает свою нравственную и интеллектуальную целостность, он ослабляет или даже парализует всю свою личность в целом. Он несчастлив и страдает. Если его образ жизни одобряется культурой, страдание может не быть осознанным или же человеку может казаться, будто оно обусловлено совсем иными вещами, совершенно отличными от его реальной проблемы. Но, что бы он ни думал, проблему умственного здоровья нельзя отделить от базовой человеческой проблемы, проблемы достижения целей человеческой жизни – независимости, целостности, способности любить.
Проводя это различие между приспособлением и врачеванием души, я выписал
Человек, «приспособленный» в том смысле, в каком я использовал здесь этот термин, – это тот, кто превратил самого себя в товар, не обладающий ничем постоянным и определенным за исключением потребности нравиться другим людям и готовности поменять свою роль. Пока его усилия приносят успех, он обладает определенным уровнем стабильности, однако предательство им своего высшего эго, предательство человеческих ценностей оставляет внутри него пустоту и чувство напряжения, которое проявится, как только что-то пойдет не так в его борьбе за успех. И даже если все будет нормально, возможно, ему придется заплатить за свой человеческий провал язвами, сердечными приступами или иными психически обусловленными видами заболеваний. Человек, достигший внутренней силы и целостности, часто может быть не настолько успешным, как его бессовестный сосед, но он может обладать чувством стабильности, объективным суждением и беспристрастностью, которые сделают его гораздо менее уязвимым перед прихотями судьбы и мнениями других людей, что позволит ему развить способность к творческому труду в самых разных областях.
Очевидно, что «терапия для приспособления» не может иметь религиозной функции, если религиозной мы считаем позицию, разделяемую исходными учениями гуманистической религии. Теперь я хотел бы показать, что психоанализ как врачевание души имеет религиозную функцию как раз в этом смысле, хотя обычно он приводит к более критической позиции по отношению к догме теизма.
Пытаясь обрисовать человеческую установку, лежащую в основе мышления Лао-Цзы, Будды, пророков, Сократа, Иисуса, Спинозы и философов Просвещения, поражаешься тому факту, что, несмотря на их значительные различия, существует ядро идей и норм, которые разделяются всеми этими учениями. Не пытаясь достичь точных и исчерпывающих формулировок, дать приблизительное описание этого ядра можно примерно так: человек должен стремиться к познанию истины, действительно человеком он может быть только в той мере, в какой ему удается решить эту задачу. Он должен быть независим и свободен, целью в самом себе, а не средством для целей других людей. Он должен с любовью относиться к своим ближним. И если в нем нет любви, он – лишь пустая оболочка, даже если у него вся власть, все богатства и весь ум. Человек должен познать разницу между добром и злом, он должен научиться слушать голос совести и быть способным следовать ему.
Нижеследующие замечания должны показать, что цель психоаналитического врачевания души – помочь пациенту достичь установки, которую я только что назвал религиозной.