Психоанализ и религия

Едва ли есть ситуация, в которой феномен любви со всеми его многочисленными искажениями мог бы быть изучен столь же глубоко и точно, как в психоаналитической беседе. Самое убедительное доказательство того, что заповедь «возлюби ближнего своего, как самого себя» является наиболее важной нормой жизни и что ее нарушение – основная причина несчастья и душевных болезней, дают нам именно данные, собранные психоаналитиком. Любые жалобы невротика, любые его симптомы коренятся в его неспособности любить, если под любовью мы понимаем открытость опыту заботы, уважения, ответственности и понимания другого человека и сильнейшее желание способствовать развитию этого другого человека. Психоаналитическая терапия по существу является попыткой помочь пациенту приобрести или вернуть способность любить . Если эта цель не осуществлена, можно достичь разве что поверхностных улучшений.

Психоанализ также показывает, что любовь по самой своей природе не может быть ограничена одним человеком. Каждый, кто любит только одного человека и не любит «ближнего», демонстрирует, что его любовь к любимому является привязанностью, основанной на подчинении или господстве, но не является любовью. Кроме того, каждый, кто любит ближнего своего, но не любит себя, демонстрирует, что его любовь к ближнему – не подлинна. Любовь основана на утверждении и уважении, а если такая установка не распространяется на самого субъекта (который, в конце концов, является просто еще одним человеком и еще одним ближним), она вообще не существует. Человеческие реалии, скрытые за концепцией человеческой любви к Богу в гуманистических религиях, – это человеческая способность к продуктивной любви, к любви без жадности, без подчинения и господства, к любви, проистекающей из полноты собственной личности, так же, как любовь Бога является символом любви, проистекающей из силы, а не из слабости.

Само существование норм, которые постулируют, как человеку следует жить, предполагает понятие нарушения этих норм, понятия греха и вины . Не существует религии, которая так или иначе не озаботилась бы грехом, а также методами распознания греха и борьбы с ним. Конечно, в религиях разных типов и понятие греха будет разным. В примитивных религиях грех по существу может пониматься в качестве нарушения табу и не иметь каких-то заметных этических коннотаций. В авторитарной религии грех – это, в первую очередь, непослушание власти, и только потом – нарушение этических норм. В гуманистической религии совесть является не интериоризованным голосом власти, а собственным голосом человека, хранителем его целостности, возвращающим нас к нам самим в те моменты, когда мы рискуем потерять себя. Грех здесь является главным образом не грехом против Бога, но грехом против самих себя [38] .

Реакция на грех зависит от конкретного понятия и опыта греха. При авторитарной установке признание собственных грехов ужасает – ведь если человек согрешил, значит он не подчинился могущественной власти, которая накажет грешника. Проступки – это просто акты неповиновения, которые могут быть искуплены только новой оргией подчинения. Реакция на собственное чувство вины состоит тут в ощущении своей испорченности и бессилия, поэтому человек полностью отдает себя на милость власти, надеясь, что та его простит. Настроение при раскаянии такого типа – это страх и депрессия.

В результате подобного раскаяния грешник, погрузившись в ощущение собственной испорченности, нравственно ослабевает, наполняясь ненавистью и отвращением к самому себе и настраиваясь потому согрешить снова, когда закончится его оргия самобичевания. Такая реакция не настолько остра в тех случаях, когда религия предоставляет возможность ритуального искупления, или же когда грешник может выслушать проповедь священника, готового отпустить ему грехи. Но за такое облегчение боли вины он платит зависимостью от тех, кто имеет право отпускать грехи.

В религиях гуманистического направления мы встречаем совершенно иную реакцию на грех – без ненависти и нетерпимости, которые в авторитарных системах всегда выступают как компенсация за подчинение. Здесь на человеческую склонность нарушать нормы жизни смотрят с пониманием и любовью, а не с презрением и порицанием. Реакцией на осознание вины оказывается не ненависть к себе, но активный стимул к исправлению. Некоторые христианские и иудейские мистики даже считали грех необходимым условием для достижения добродетели. Они учат тому, что только если мы грешим и потом реагируем на грех не из страха, а из заботы о спасении, мы можем достичь полноты человечности. В их логике, выстроенной вокруг утверждения силы человека, его богоподобия, его опыта радости, а не печали, осознание грехов означает признание целостности своих собственных сил, не приводя к ощущению бессилия.