В своих первых усилиях, направленных на выживание, человек был стеснен как недостатком понимания сил природы, так и собственной неспособностью использовать их. Он формировал теории о природе и вырабатывал некоторые практики для того, чтобы как-то совладать с ней, и эти теории с практиками стали частью его религии. Этот аспект религии я называю научно-магическим, поскольку у него общая с наукой функция – понимание природы, нацеленное на развитие техники, позволяющей успешно манипулировать этой природой. Пока знания человека о природе и его способности контролировать ее были слаборазвитыми, этот аспект религии по необходимости оставался весьма важной составляющей мышления человека. Когда он интересовался движением звезд, ростом деревьев, тем, откуда берутся потопы, молнии и землетрясения, он часто разрабатывал гипотезы, которые объясняли все эти явления по аналогии с его собственным человеческим опытом. Он предполагал, что боги и демоны скрывались за подобными явлениями – точно так же, как в явлениях его собственной жизни, зависимых от волевого контроля и связанных с межличностными отношениями. Пока производительные силы, создаваемые человеком в сельском хозяйстве и в производстве товаров, оставались недоразвитыми, он должен был молить богов, чтобы они помогли ему. Если ему нужно было больше пшеницы, то он молил божество плодородия. Если он боялся потопов и землетрясений, то он молил тех богов, которые, как он считал, ответственны за подобные явления. На самом деле, из каждого момента истории религии можно вывести соответствующий уровень науки и технологии, достигнутый в данный период. Человек обращался к богам, чтобы удовлетворить свои практические нужды, которые сам он не мог в должной мере обеспечить; нужды, ради удовлетворения которых он не молился, он вполне мог обеспечить сам. Чем больше человек понимает и завоевывает природу, тем меньше ему нужно пользоваться религией как научным объяснением и как магическим средством управления природой. Если человечество способно произвести столько хлеба, чтобы накормить всех людей, ему не нужно молить бога о хлебе насущном. Человек может получить его своими собственными усилиями. Чем больший путь научного и технического прогресса пройден, тем меньше потребность навязывать религии задачу, которая религиозна толь ко исторически, но не в смысле религиозного опыта. Западные религии превратили этот научно-магический аспект во внутреннюю составляющую их системы, и потому стали противиться прогрессивному развитию человеческого знания. Иная ситуация с великими религиями Востока. Они всегда сохраняли желание проводить строгое различие между той частью религии, которая имеет дело с человеком, и теми аспектами, в которых предлагаются объяснения природы. Вопросы, вызывавшие на Западе яростные споры и преследования, – например, вопрос о конечности или бесконечности мира, как и многие, подобные ему, – в индуизме и буддизме трактовались с тонким юмором и иронией. Когда ученики спрашивали Будду о подобных проблемах, он не уставал отвечать: «Я не знаю, и это для меня не важно, поскольку, каков бы ни был ответ, он не имеет никакого отношения к значимой проблеме, а именно – к тому, как уменьшить количество человеческих страданий». Тот же самый настрой получает великолепное выражение в одной из Ригвед:
Кто воистину знает? Кто здесь провозгласит?
Откуда родилось, откуда это творение?
Далее боги (появились) посредством сотворения этого (мира).
Так кто же знает, откуда он появился?
Откуда это творение появилось:
Может, само создало себя, может, нет —
Тот, кто надзирает над этим (миром) на высшем небе,
Только он знает