Читаем Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник) полностью

Имманентное Я . Ему соответствует causa sui в значении материальной причины (материальная причина, по Аристотелю, есть то, из чего состоит или созидается что-либо – здесь и далее см. Аристотель , 1975). Из чего же состоит, строит себя Я? “Неуловимая”, по всеобщему мнению, “материя” Я есть бытие как таковое; мгновенные состоянийя Я непрестанно обновляются во времени и в этой подвижности содержат в себе нечто общее, “претерпевающее”, что рефлектируется в последующие моменты как Самость (строго говоря, Самость и есть то, что мысль признает в себе претерпевающим изменение). Имманентное Я существует, таким образом, в настоящем пространстве и времени. Динамика неизменного и неизменность в динамике, свойственные Имманентному Я , со всей отчетливостью выражены Б.Пастернаком: “И нужно ни единой долькой // Не отступаться от лица, // Но быть живым, живым и только, // Живым и только – до конца”. Имманентное Я есть Я становящееся, заключающее в себе “единство возникновения и прехождения” (в терминах гегелевской философии). Имманентное Я принадлежит, таким образом, парадоксальной реальности “Вот-сейчас-бытия” – реальности, на которой, безусловно, держится мир, и которая никогда как таковая не дана нам в своей непосредственности. Выход из этого парадоксального положения заключается в том, чтобы допустить существование чего-то, что могло бы заключать в себе несуществующее, давая ему возможность быть. Такое искомое существует, и точное его имя – “переживание” (к чему мы еще вернемся). Однако, Имманентное Я в момент своего рождения еще не переживается, и так же не выступает в виде в виде какого-либо образа или мысли. Оно представляет собой спонтанную динамику “Вот-сейчас-бытия”. Имманентное Я полнится импульсами, интуициями, помыслами и предчувствиями, но прежде чем проявиться, oни должны будут как бы объясниться друг с другом в некой точке пространства и времени (в точке этой сейчас мы “застаем” Имманентное Я ), – а до этого акта всегда имплицитного синтеза нет ни импульсов, ни интуиций, ни помыслов, ни предчувствий. Вот почему Имманентное Я есть столь же и сокровенное Я человека.

Идеальное Я . Ему соответствует causa sui в значении формальной причины (согласно Аристотелю, формальная причина указывает по форме чего осуществляется что-то). Идеальное Я существует в процессах самосозерцания. Представляя себя тем или иным образом, человек конструирует свой собственный образ в идеальном пространстве и времени, и в этом смысле всегда имеет дело с самим собой как существующим в возможности (даже тогда, когда он конструирует образ себя в настоящем). Таков взгляд человека на свое физическое Я (экспериментальные исследования показывают, насколько зависим образ собственного физического Я от установок личности); здесь же содержится и образ себя как субъекта самонаблюдения (вспомним о лопатинском “внутреннем человечке”); в Идеальном Я конструируется также образ себя как мыслящего (“мыслящая вещь” Декарта); и, наконец, Идеальному Я принадлежат образы того, как человек переживает себя, – возможность длить свое бытие, воспринимать, мыслить, чувствовать. Детерминизм возможным – подлинный источник целеполагания (в нашей трактовке цель есть образ возможного как прообраз действительногo – Петровский, 1993). Психологической категорией, отвечающей детерминизму возможным как таковым, является надситуативная активность ( Петровский, 1975; 1992).

Трансцендентальное Я. Ему соответствует causa sui в значении действующей причины (по Аристотелю этому роду причинности соответствует что-либо, непосредственно производящее что-то). Таково наше мыслящее и вместе с тем мыслимое, вне-находимое и вне-временное Я . Вне-находимость означает, что нечто находится (нахождение как процесс и результат обнаружения) там, где его, как такового, никогда не было; вне-временность – означает, что оно временно находится там, где мы его находим. Трансцендентальное Я , таким образом, существует в условном пространстве и времени. Мысль переживается сразу как что-то иное, чем переживание; воспринимается сразу как что-то иное, чем восприятие; и, будучи высказанной, означает что-то иное, чем само высказывание (“Мысль изреченная есть ложь” – Тютчев). Мысль как таковая вне-находима и вне-временна, еe чувственная запись – своего рода письменное послание нам – существует в пространстве и времени. Таким образом, она как бы удостоверяет свое собственное рождение (свидельство о рождении, как известно, выдается уже после рождения, хотя дата, отмеченная на нeм, совпадает с моментом рождения). “Я мыслю” (когито) означает, что мысль сама выдвигает представление о мыслимом и мыслящем, сама производит эти представления. Подлинным основанием мысли, еe источником является сама мысль: без мысли о мысли есть, может быть, всe, о чем мы готовы подумать: наши ощущения и чувства, образы восприятия и памяти, наши фантазии, импульсы к действованию, – нет лишь самой мысли (она возникает только тогда, когда мысль мыслит себя, “думу думает”). Мысль, мыслящая себя, и есть трансцендентальное Я . Именно оно ведeт в за-пределье, будучи действующей причиной в составе causa sui . Осваиваясь в границах возможного, мысль с необходимостью трансцендирует их, или, что тоже самое, постигая конечность, посягает на то, чтобы с нею покончить. Психологическим эквивалентом философской трактовки мысли явилась бы категория собственно мысли, психологически еще, увы, не осмысленная.

Трансфинитное Я . Ему соответствует causa sui в значении целевой причины (данный род причинности, по Аристотелю, указывает на то, во имя чего совершается что-то). И таково здесь переживание безграничности своего существования в мире. Опираясь на представления Г.Кантора (см. изложение и анализ его взглядов в книге П.Флоренского (1990), трансфинитность вообще можно определить как присутствие актуально-бесконечного в сознании ( Петровский , 1995). В данном случае, речь идет идeт о полноте “присутствия” ( Хайдеггер , 1993) человека в мире. Это – переживание его сопринадлежности вечному (всегда-бытие: “Зачем считать меня? Я был и есть и буду, // Жизнь – чудо из чудес, и на ладони чуду // Один, как сирота, я сам себя кладу…” – Арс.Тарковский), переживание сквозь-пространственности (везде-бытие), переживание беспредельности наслаждения, любви, истины. Специфика мира переживаний состоит в том, что именно в нем существует несуществующее, обретает себя немыслимое. “Немыслимость” не-существования мысли в любой точке пространства и времени – также переживание, благодаря чему не столько переживания существуют в пространстве и времени, сколько эти последние существуют для нас в наших переживаниях; переживания как бы обнимают собой мир. В отличие от мысли как таковой, потенциально соотносимой с любой точкой пространства и времени, и удостоверяющей себя в этом посредством “свободного выбора”, переживание совершенно свободно от бремени выбора. Философия переживания – это философия не-выбора (зачем выбирать, если весь мир – мой, если альтернативы суть знаки друг друга ?) [18] . Мысль, ставшая переживанием , не выбирает, где и когда ей быть, а просто есть в каждой точке пространства и времени.

Переживания, таким образом, образуют совершенное пространство и время; в нем-то и пребывает наше Трансфинитное Я . Основу трансфинитности переживаний образует безусловность для нас того, что есть, или иначе говоря, невозможность существования иного по отношению к данному (отрицание самой возможности отрицания того, что дано, переживается в этом случае как бесконечность явленного, как полнота его бытия). Трансфинитное Я как переживание актуальности бесконечного сбрасывает последнее в небытие, превращаясь в актуально-конечное Я, освобожденное (или ещe свободное) от переживаний, мыслей и образов, но впоследствии с необходимостью воплощающееся в них. И, таким образом, круг causa sui оказывается замкнутым. Психологическая трактовка Трансфинитного Я , как видим, предполагает существенное развитие вундтовской категории переживания.

Свобода как деятельность. Я как субъект свободы

Взаимопереходы, замыкающие круг causa sui , отчетливо прослеживаются на примере анализа особой деятельности, имеющей в философии давнюю традицию интерпретаций. Ранее мы уже обращались к словосочетанию: “свобода воли”, – именно оно может быть использовано для обозначения этой особой деятельности. Правда, до сих пор свобода воли рассматривалась нами как действие, в данном же случае речь пойдет о деятельности, носящей то же имя. Существует, конечно, разница между соответствующими понятиями. В первом случае (свобода воли как действие) человек берет на себя ответственность за совершение свободного акта, a posteriori выявляя его значимость для себя; мотив саморазвития может при этом отсутствовать. Во втором случае человек с самого начала устремлен к саморазвитию, его Я выступает как цель акта.

Охарактеризовать свободу воли как деятельность – это значит указать ее мотив, цель, средство, и авторство. Наше понимание того, что может быть осмыслено как “свобода человеческой воли”, исходит из идеи сосредоточенности в человеческом Я четырех рассмотренных нами выше причин: целевой, материальной, действенной, формальной и их взаимоподдержки. Сущность свободы воли – в самом совпадении этих причин, а именно: во имя чего, в силу чего, чем и по форме чего – в единомножии Я .

Спросим теперь себя, во имя чего мы проявляем свободу собственной воли? Ответом могло бы служить: во имя того, чтобы пережить свое Я в его трансфинитности, иначе говоря, чтобы прочувствовать его беспредельность. Я как переживание себя в своей бесконечности – целевая причина деятельности свободы. Сразу видно, что нельзя заранее записать это переживание как таковое, ибо если бы оно было известно заранее , то присущая ему полнота исключила бы устремленность (стремящийся к красоте уродлив: по мысли Сократа, мы не стремимся, когда имеем). Состояние беспредельности зашифровано в чувстве непредрешенности исходов действования.

Спросим себя, далее, в силу чего мы действуем? Этот же вопрос можно задать и так: “Из чего”? Ответ: в силу того, что содержится в спонтанном движении Я – свобода воли “произрастает из Я ”, глубинных синтезов бессменно проникающих друг в друга внутренних состояний – такова наша дань А.Бергсону (1992). “Я каков я есть сам по себе” (несуществующий ни в чем ином, кроме себя самого) – такова “материальная” причина деятельности свободы.

Поставим теперь вопрос о форме свободного действия ( по форме чего мы действуем?). Естественно, это – содержание нашего самосознания, в котором мы представляем себя действующими свободно, “поверх барьеров”, “спонтанно”, “независимо” (все это дано нам в чувственных символах отрицания заданности). Я в представлении о себе самом есть “формальная причина” деятельности свободы.

И наконец,
чем (или, точнее, кем) реализуется деятельность свободы? Наш ответ: творит Я как мысль о себе: “Я мыслю”. Я как мысль о себе раскрывает мне смысл моих действий (моя мысль указывает, “во имя чего я действую“, открывает мне “целевую” причину действия). Я как мысль о себе принимает в себя и претворяет в себе спонтанность – изначальные токи, или, иначе, истоки предстоящего действия (саму “материю” действия, “материальную” его причину). Я как мысль о себе разрешает действовать себе только так, не иначе (реализация “формальной” причины, – “что” этого действия). И наконец, это моя мысль о себе вот - сейчас проделала сейчас то, чему мы были свидетели: она раскрывала, принимала и претворяла, разрешала, – словом опосредствовала причинность других причин; и вот-сейчас она осмыслила себя в своем действии – вернулась к себе в качестве действующей причины . Действующей причины …чего? – Деятельности свободы!

Перейти на страницу:

Все книги серии Фундаментальная психология

Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник)
Психология с человеческим лицом. Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии (сборник)

Перед вами – первая отечественная книга, посвященная модному в последнее десятилетие и безусловно важному, но при этом недостаточно осмысленному в своих методологических основаниях подходу в академической и прикладной психологии – гуманистической психологии.Слово "гуманизм" сегодня во многом обесценено, во-первых, его демагогически-идеологической трактовкой на протяжении многих десятилетий и, во-вторых, объективной ситуацией в послеперестроечной России, лишившей людей привычного образа жизни, приведшей многих к утрате ценностных ориентиров, к потере изрядной доли веры в человека. Впору вспомнить определение "ближний" из "Словаря Сатаны" Амброза Бирса: "Это человек, которого нам предписано любить как самого себя, и который делает все, чтобы заставить нас ослушаться".Однако, если вспомнить этимологию слова "гуманизм", прямо происходящего от слова "человек", нельзя не признать вполне закономерным возвращение к человеку именно сейчас, когда общественное сознание, пройдя путь от образа человека-винтика к образу человека-фактора, продолжает движение к новому, точнее, хорошо забытому старому образу – образу человека-личности. Этот образ человека во всей полноте своих специфически человеческих проявлений, начинает активно завоевывать общественное признание, хотя эта борьба отнюдь не завершена. Тем не менее, это дает нам право говорить о гуманистическом ренессансе в обществе. Одним из его проявлений выступает, в частности, резкое изменение отношения к религии, которая стала объектом не только признания и интереса, но и моды. Модной стала и психология, спрос на которую растет не по дням, а по часам.Напрашивается вопрос: а возможна ли вообще негуманистическая психология человека, не является ли словосочетание "гуманистическая психология" тавтологией? Для ответа на этот вопрос следует вернуться к истории ее возникновения, которая отчасти нашла отражение в статьях, включенных в этот сборник.

Коллектив авторов

Психология и психотерапия

Похожие книги

Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты
Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты

Как мозг порождает надежду? Каким образом он побуждает нас двигаться вперед? Отличается ли мозг оптимиста от мозга пессимиста? Все мы склонны представлять будущее, в котором нас ждут профессиональный успех, прекрасные отношения с близкими, финансовая стабильность и крепкое здоровье. Один из самых выдающихся нейробиологов современности Тали Шарот раскрывает всю суть нашего стремления переоценивать шансы позитивных событий и недооценивать риск неприятностей.«В этой книге описывается самый большой обман, на который способен человеческий мозг, – склонность к оптимизму. Вы узнаете, когда эта предрасположенность полезна, а когда вредна, и получите доказательства, что умеренно оптимистичные иллюзии могут поддерживать внутреннее благополучие человека. Особое внимание я уделю специальной структуре мозга, которая позволяет необоснованному оптимизму рождаться и влиять на наше восприятие и поведение. Чтобы понять феномен склонности к оптимизму, нам в первую очередь необходимо проследить, как и почему мозг человека создает иллюзии реальности. Нужно, чтобы наконец лопнул огромный мыльный пузырь – представление, что мы видим мир таким, какой он есть». (Тали Шарот)

Тали Шарот

Психология и психотерапия
Психология взрослости
Психология взрослости

Психология зрелости и психология старости — два раздела психологии взрослости, которым посвящена уникальная книга профессора Е. П. Ильина. Учебное пособие охватывает широкий круг актуальных вопросов, среди которых социально-психологические аспекты зрелого и старческого возраста, разновидности зрелости и ее влияние на профессионализм, «бальзаковский возраст», экзистенциальное акме, социальные функции взрослых, старение как процесс и его профилактика, а также многие другие. В конце пособия вы найдете полезные методики и подробный библиографический список.Издание предназначено для психологов, врачей, педагогов, социологов, представителей смежных специальностей, а также студентов вузовских факультетов соответствующих профилей.

Евгений Павлович Ильин

Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука