Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

У нас в тюрьме был свой полицейский, который собирал нужные сведения и расследовал преступления, совершавшиеся в стенах самой тюрьмы. Он ходил в штатском, и я знал его как человека приличного, умного и веселого: он обладал острым чувством юмора (это свойственно большинству полицейских — или по крайней мере некогда было свойственно).

Однажды он сообщил мне, что уходит из полиции в частную охранную фирму. Я осведомился о причинах.

— В былые времена, — проговорил он, — мы мило себя вели с милыми людьми и мерзко — с мерзкими. А теперь мы должны со всеми вести себя мило.

Он не выдержал напряжения. Административные процедуры — идеальный инструмент для карьеристов, но они столь обременительны, что деморализуют тех, кто серьезно воспринимает формальную цель своей работы, полагая, что служит обществу, а не только пользуется возможностью для карьерного роста.

Кроме того, я не хочу, чтобы создавалось впечатление, будто деформации, замеченные мною в полиции, присущи лишь ей: вовсе нет. В психиатрических службах некомпетентность, прямо-таки предписываемая бюрократией, тоже усугубляла ситуацию на фоне, вне всякого сомнения, естественной тенденции к некомпетентности, свойственной таким учреждениям. Порой это приводило к катастрофическим результатам, хотя, по счастью, обычно некомпетентность все-таки обходилась без катастрофического эффекта.

Часто утверждают, что «проблемы в области психического здоровья» (как это теперь называют) есть у 70 % заключенных, а по некоторым оценкам — даже у 90 %. На мой взгляд, такие оценки не только ошибочны, но и попросту лживы: их авторы намеренно вводят нас в заблуждение.

Такие данные предназначены для того, чтобы утверждать, что большинство заключенных больны и им следует находиться в больнице — или же что сама тюрьма должна быть своего рода больницей. Тем самым подразумеваются две вещи: во- первых, нынешняя (уж явно никакая не «лечебная») пенитенциарная система несправедлива; во-вторых, сферу психиатрических услуг следует почти безгранично расширить, чтобы она удовлетворяла потребностям несчастных преступников. Эти оценки выражают безоговорочную, глубокую веру в эффективность таких служб.

По сравнению с этим вера в чудотворность статуй Пресвятой Девы кажется рациональной и обоснованной. Неужели и вправду для всякого человеческого порока найдется совершенно подходящий метод лечения (как для всякого прегрешения есть свой католический святой-покровитель, коему грешник должен возносить молитвы)?

Авторы подобных социологических исследований, посвященных узникам, как-то не замечают, что психиатрические диагнозы стали в наши дни настолько неопределенными и всеохватными, а само понятие психического здоровья — настолько безграничным, что вполне возможно интерпретировать 70 %-ный показатель как доказательство того, что заключенные здоровее, чем население в целом.

Когда я просуммировал оценки максимальной распространенности всех психических заболеваний по новейшему изданию «Диагностического и статистического справочника Американской психиатрической ассоциации» (ДСС-5) — весьма прибыльного детища этой организации, от продажи которого сегодня во многом зависит ее выживание, я обнаружил, что средний гражданин страны западного мира должен ежегодно страдать от двух с половиной душевных недугов. Так что, получается, тюрьма — это какой-то островок здравого рассудка.

Сама концепция психического здоровья является ненадежной и странной. Может быть, она подразумевает, что у человека всегда лишь здоровые мысли и эмоции (уж не знаю, что это такое — здоровые мысли); что он всегда строит верные умозаключения; что он всегда хочет лишь того, что для него полезно и благотворно; что он постоянно счастлив; что он всегда эффективно работает; что он никогда не теряет самообладания и т. п.? Является ли отклонение от нормы по своей природе патологическим? И не все ли мы подчас отклоняемся от нормы в том или ином отношении, часто (пусть и не всегда) во вред себе?

Такие статистические данные о душевном здоровье заключенных Фрейд (доживи он до наших дней) мог бы назвать «маскирующей статистикой». В системе психопатологии Фрейда маскирующее воспоминание — яркое и навязчивое воспоминание, функция которого состоит в том, чтобы укрыть и подавить воспоминание гораздо более тревожное, тем самым не давая ему всплыть в сознании. Ну а маскирующая статистика (аналогия понятна) стремится помешать тому, чтобы общественность узнала о какой-то «худшей» или «более скандальной» реальности.