Психопатология обыденной жизни

Если допустить, что механизм, подобный обнаруженному нами при забывании имен собственных, соучаствует, видимо, и в возникновении оговорок, открывается путь к более обоснованной характеристике аналогичных ошибок речи. Сбой в речи, дающий о себе знать с их помощью, может быть вызван, во-первых, воздействием другой части того же самого высказывания, то есть с помощью предзвучия или послезвучия, либо посредством иной его формулировки в рамках одной фразы или их связки (сюда относятся все ранее заимствованные у Мерингера и Майера примеры). Во-вторых, такое нарушение речи может протекать аналогично процессу в случае «Синьорелли» под влиянием находящихся за пределами него слова, предложения или других элементов, которые не собирались озвучивать и активизацию которых заметили как раз благодаря этой ошибке в речи. В одновременности возбуждения и состоит то общее, что объединяет два способа возникновения оговорок; в нахождении же внутри или за пределами одного предложения или их группы – то, что разъединяет. На первый взгляд различие выглядит не столь большим, каким оказывается согласно некоторым выводам из симптоматики оговорки. Ясно, однако, что только в случае первого вида оговорок есть надежда извлечь из признаков обмолвки вывод о механизме, связывающем звуки и слова вместе на основе взаимного влияния их произнесения, то есть вывод, который надеялся сделать лингвист, изучая оговорки.

В случае расстройства речи, возникающего под влиянием процессов из-за пределов произнесенного предложения или текста в целом, необходимо было бы позаботиться об установлении вносящих нарушения элементов, после чего возникнет вопрос: не может ли механизм этого нарушения речи выявить еще и предполагаемые законы образования ее форм?

Нельзя сказать, что Мерингер и Майер упустили из вида возможность расстройства речи в результате «сложных психических воздействий» со стороны элементов из-за пределов того же слова, предложения или части речи. Более того, они должны были заметить, что теория психической неравноценности звуков способна, строго говоря, удовлетворительно объяснить только случаи расстройства произнесения, а также и пред- или постсозвучия. Там, где искажение слов не ограничивается этим, как, например, при подменах или контаминациях слов, они без колебаний искали причины оговорок за пределами задуманного порядка речи, что и подтвердили прекрасными примерами. Ниже приведу ряд выдержек:

(с. 62) «Ru. рассказывает о событиях, признаваемых им в глубине души „свинством“ (Schweineraien), он, однако, ищет более деликатную форму выражения и начинает так: „Dann aber sind Tatsachen zum Vorschwein gekommen“ [игра слов: в слове Vorschein второй слог был заменен на слово Schwein – свинья. Перевод фразы без этой замены: „Но тогда было обнаружено“]. Мы с Майером присутствовали при этом, и Ru. подтвердил, что подумывал тогда о „свинствах“. То, что слово, о котором он подумал, выдало себя с помощью „Vorschwein“ и стало неожиданно активным, удовлетворительно объясняется сходством двух слов».

(с. 73) «При замещениях, как и при контаминациях слов, изрядную роль (только, пожалуй, гораздо бóльшую) играют крылатые, или ходовые, обороты речи. Даже если они находятся за порогом сознания, однако в благоприятной для связи близости от него, то благодаря сходству с нуждающимся в проявлении комплексом могут легко вовлекаться в действие и тогда приводят к схождению с правильного пути или к переплетению слов. Крылатые, или ходовые, обороты речи часто являются, как уже говорилось, припозднившимися участниками недавно происшедших в речи процессов („послезвучие“)».

(с. 97) «Схождение с правильного пути возможно также в результате сходства, когда другое, похожее слово располагается у порога сознания, не будучи предназначенным для использования в речи. Это происходит в случае замены слов. Надеюсь, что при повторной проверке предложенные мною правила подтвердятся. Но для этого необходимо (если говорит кто-то другой) добиться ясности относительно всего того, что думал говоривший[41]. Приведу показательный пример.

Классный руководитель Li. заявил в нашем присутствии: „Die Frau würde mit Furcht einlagen“ [замена фразы: „Die Frau würde mit Furchart einjagen“ – „Эта женщина нагнала бы на меня страха“]. Я насторожился, так как звук „l“ показался мне невнятным, и обратил внимание говорившего на его промашку – употребление „einlagen“ вместо „einjagen“, на что тот немедля ответил: „Да-да, это случилось потому, что я подумал: «Ich wäre nicht in der Lage…» [ «Я не в состоянии…»]“».