Психопатология обыденной жизни

Дополнительные подтверждения появляются дальше в ходе анализа. Как раз накануне сна сновидица осмотрела в первый раз выставленную около ее жилья скульптурную группу «Антоний» Штрассера. Соответственно, это послужило вторым поводом, повлиявшим на содержание ее сновидения (первым была лекция об укусах змей). Дальше в сновидении она баюкает на своих руках ребенка, эта сцена напомнила ей о Гретхен[47]. Последующие идеи сновидения навевают реминисценции об Аррии и Мессалине[48]. Такое обилие имен из драматургических произведений заставляет предположить, что в былые годы сновидица втайне мечтала стать профессиональной актрисой. Да и начало сновидения «ребенок решил закончить жизнь посредством укуса змеи» должно означать вроде бы одно: будучи ребенком, она намеревалась когда-нибудь стать знаменитой актрисой. Наконец, от имени Мессалина отходит ряд мыслей, ведущий к главному содержанию сновидения. Определенные события последнего времени пробудили в ней обеспокоенность, что ее единственный брат собирается вступить в неподобающий его положению брак с неарийкой (Nicht-Arierin), то есть совершить мезальянс (Messalliance).

11) Абсолютно безобидный или, возможно, с еще недостаточно выявленными нами мотивами пример я хотел бы привести здесь потому, что он раскрывает один весьма прозрачный механизм.

Одному путешествующему по Италии немцу потребовался ремень, чтобы обвязать свой поврежденный чемодан. Для слова «ремень» словарь итальянского языка предложил ему слово «corregia». Его, как он думал, легко запомнить, поскольку оно напоминало ему о художнике (Corregio – Корреджо). Потом он идет в лавку и просит una ribera.

Похоже, что ему не удалось в памяти заменить немецкое слово на итальянское, однако усилия не остались совершенно бесполезными. Он четко помнил, что обязан придерживаться имени художника, но вспомнилась не та созвучная с итальянским словом фамилия, а другая, близкая к немецкому слову Riemen (ремень). Разумеется, этот пример я мог бы привести как в качестве обмолвки, так и в качестве забывания имен.

Когда я собирал наблюдения над оговорками для первого издания книги, то продвигался вперед, анализируя все случаи, которые имел возможность наблюдать, а значит, и гораздо менее впечатляющие. С той поры немало других людей стали заниматься сбором и анализом занимательных оговорок, а тем самым дали мне возможность выбирать из все более богатого материала.

12) Один молодой человек говорит сестре: «С семейством Д. я окончательно разругался, так что больше не здороваюсь с ними». Она отвечает: «Überhaupt eine saubere Lippschaft». Она хотела сказать Sippschqft (тогда фраза означала бы: «Вот уж приличные родственнички»), но совершила словесную ошибку из-за того, что брат когда-то даже флиртовал с дочерью из этой семьи, а кроме того, про эту девицу судачат, что в последнее время она завела по-настоящему непозволительную любовную связь (Liebschaft созвучное с непереводимым Lippschaft).

13)[49] Молодой человек обращается на улице к даме со словами: «Если вы позволите, дорогая фрейлейн, то я с удовольствием хотел бы вас begleitdigen». Он явно имел в виду, что охотно проводит (begleiten) ее, но побоялся, что ее обидит (beleidigen) такое предложение. То, что два этих порыва чувств соединились в одном слове и стали причиной оговорки, указывает, что, во всяком случае, подлинные намерения молодого человека не были вполне прозрачными и что, скорее всего, сама дама, видимо, показалась ему обидчивой. Но тогда как он хотел именно это от нее скрыть, бессознательное сыграло с ним злую шутку, выдав его подлинное намерение. В результате он как бы предвосхитил принятую в таких случаях реплику: «Позвольте, что вы себе думаете, как вы смеете меня так beleidigen [оскорблять]» (сообщено О. Ранком).

Некоторое количество примеров я заимствовал из статьи В. Штекеля[50] в «Berliner Tageblatt» от 4 января 1904 г. под названием «Бессознательные признания».

14) «Неприятную часть моих неосознанных мыслей раскрывает следующий пример. Я всегда полагал, что в качестве врача никогда не руководствовался соображениями заработка, а думал в первую очередь об интересах больного, что вроде бы должно быть само собой разумеющимся. Я находился у одной больной, которой после ее тяжелой болезни оказывал медицинскую помощь на стадии выздоровления. Вместе мы пережили не один трудный день. С радостью я обнаружил, что ей стало лучше, нарисовал ей картину упоительного пребывания в Аббации и при этом добавил: „Если вы, как я надеюсь, еще не скоро покинете койку“, что определенно имеет корни в эгоистическом мотиве бессознательного – в желании еще долгое время лечить эту состоятельную больную, что было совершенно чуждо моему сознанию при бодрствовании и что я с негодованием бы отверг».