Психопатология обыденной жизни

При применении психотерапевтического метода, которым я пользуюсь при лечении и устранении невротических симптомов, очень часто возникает задача выявить на основе вроде бы случайно произносимых и внезапно появляющихся соображений пациента осмысленное содержание, которое, хотя и пытается затаиться, все же не может не раскрыть себя самыми разнообразными способами. При этом довольно часто оговорки оказывают весьма ценные услуги, как я сумел продемонстрировать с помощью самых убедительных, да и самых разнообразных примеров. Скажем, пациентка вспоминает о своей тете и упорно называет ее, не замечая обмолвки, «мамой» или именует мужа «братом». Тем самым она обращает мое внимание на то, что так «идентифицирует» этих персон друг с другом, включает в один ряд, который для ее эмоциональной жизни означает возвращение к соответствующему типу отношений. Или другой пример: один молодой человек двадцати лет представился мне в мои приемные часы так: «Я отец N. N., которого вы когда-то лечили. Извините, хотел сказать „брат“ – он примерно на четыре года старше меня». Я понимаю, что он хотел этой оговоркой сказать: как и брат, он заболел по вине отца; как и брат, он нуждается в излечении; однако именно отцу более всего требуется врач. Иной раз достаточно непривычно звучащего сочетания слов в кажущемся неестественным высказывании, чтобы обнаружить участие вытесненной мысли в мотивированных иначе фразах пациента.

Итак, в серьезных, да и в более мелких огрехах речи, которые следует называть «оговорками», я обнаруживаю влияние не отношения звуков, а воздействие мыслей, находящихся вне замысла речи, что становится решающим для их возникновения и достаточным для разъяснения совершенной в речи ошибки. Я не собираюсь усомниться в законах, согласно которым звуки различным образом действуют друг на друга; однако это влияние представляется мне недостаточно сильным для того, чтобы в одиночку нарушить правильное течение речи. В тех случаях, которые я особенно тщательно изучил и полностью разгадал, звуки представляют собой всего лишь механизм, которым успешно пользуется готовый к действию и глубже расположенный психический мотив, не ограничивая себя при этом сферой влияния. В целом ряде замещений звуков или слов при оговорках такие законы соотношения звуков полностью утрачивают свою роль. В данном случае я безоговорочно согласен с Вундтом, который точно так же предполагает, что предпосылки оговорки сложно организованы и далеко выходят за пределы только взаимодействия звуков.

Если наличие этих «более отдаленных психических воздействий» (формулировка Вундта) я считаю обоснованным, то, с другой стороны, мне ничто не мешает признать, что при очень быстрой речи и при сравнительно небольшом ослаблении внимания условия возникновения оговорок вполне могут уместиться в границах, установленных Мерингером и Майером. Что касается части собранных этими авторами примеров, то, видимо, достовернее их более сложная расшифровка. Возьму для примера ранее приведенный случай:

Es war mir auf der Schwest

…Brust so schwer.

Разве все дело здесь, как предполагают, в том, что слог «schwe» выполняющий роль предзвука, вытесняет равноценный звук «bru»? Вряд ли можно отрицать, что звуки «schwe» оказались пригодны для этой роли первопроходца еще и благодаря особой связи. Таковой в данном случае может выступать только ассоциация Schwester – Bruder (сестра – брат) либо Brust der Schwester (грудь сестры), которая ведет к другому ряду мыслей. Эта находящаяся за сценой невидимая помощница наделяет обычно безобидное schwe силой, в результате действия которой возникает ошибка в речи.

Относительно других оговорок можно предположить, что созвучие с неприличными словами и их смыслами оказывается, собственно говоря, тем, что вызывает подобное нарушение речи. Намеренное искажение слов и фраз, а также их коверкание, весьма излюбленное дурно воспитанными людьми, не имеют другой цели, кроме как, пользуясь безобидным поводом, напомнить о чем-то предосудительном, и такая игра словами так часто встречается, что не следует удивляться, когда ей приходится утверждать себя еще и непреднамеренно и даже вопреки воле говорящего. Примеры подобного рода игры Eischeißweibchen (гнусная бабенка) вместо Eiweißscheibchen (белковые диски), Apopos (по заду) вместо Apropos (кстати), Lokuskapitäl (капитель в виде туалета) вместо Lotuskapitäl (капитель в виде лотоса) и т. д. и еще Alabüsterbuche (Alabasterbüchs) – «алебастровые Бахусы» вместо «алебастровой кружки» Марии Магдалины, которые принадлежат, видимо, к той же разновидности словесной игры[64].