Птенчик

Фиона поднималась по дороге, ведущей к водохранилищу. Она улыбалась, и Риккардо почувствовал, как желудок сжался до размера пластмассового шарика, который он когда-то таскал в кармане.

«Привет».

Страха не было. Но была тревога и она пульсировала в висках.

«Как твои дела, красавчик? Тот мелкий засранец, я надеюсь, тебя больше не донимает?».

Риккардо не знал, кто именно пустил в школе слух, что он связался с «трясиновской» компанией, – Карла или сам Чак, но за две перемены слух разросся от «связи» до «крепкой дружбы».

«Нет».

Теперь если Чак или его приятели встречали Риккардо в коридоре, то убегали в противоположную сторону, сшибая с ног любого, кого посчитают преградой.

«Хорошо. Пойдёшь с нами на выжженное поле?».

«Сегодня не могу. Как-нибудь в другой раз».

Фиона надула губы.

«Ты только обещаешь».

«Сегодня никак не получится».

«А завтра? Послезавтра? На следующей неделе? Я хочу поближе с тобой познакомиться, но ты так редко у нас бываешь».

«Я же школьник».

«И что? Прогуляй».

Риккардо засмеялся.

«Это невозможно».

«Хочешь, я напишу тебе записку? Я писала записки для Хью, он тоже учится в вашей школе. Давай карандаш и бумагу. Давай, давай! – Фиона похлопала Риккардо по плечу. – Только ты скажи что писать, а то с моей фантазией тебя не просто с уроков отпустят, но ещё и на луну отправят».

«У меня есть идея получше».

– Столько ошибок, – Далия подняла глаза на Риккардо.

– Моя мать итальянка. Она говорит с акцентом и пишет с ошибками.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже итальянец.

– Я родился и вырос здесь, не нужно нас сравнивать, – он вырвал записку из рук Далии. – Не хочешь – не отпускай. Три предупреждения и ты уволена. Одно у тебя уже есть.

– Откуда ты знаешь про предупреждения?

– Я же говорю: ты не первая и не последняя, кто со мной сидит.

Далия закусила губу.

– Я не могу позвонить, у Молли нет телефона.

– Ничем не могу помочь.

– Эту записку правда написала миссис Бенитос?

Риккардо закатил глаза.

– Если я лгу, а ты отпустишь меня, у тебя будет второе предупреждение. Если я не лгу и ты не отпустишь меня, у тебя будет второе предупреждение. Что бы ты ни выбрала – у тебя будет второе предупреждение. Так ты рассуждаешь? Послушай, – Риккардо бросил сумку на диван, – я знаю, что в прошлый раз был неправ, когда сбежал от тебя. Мне стыдно, честно. И у тебя есть полное право больше мне не доверять, но…

– Иди.

Риккардо, ещё вчера заготовивший речь на случай их спора, на мгновение замолчал.

– Что?

– Иди, – повторила Далия. – Я верю тебе.

Риккардо поднял сумку, не спуская с Далии глаз.

– Минуту назад ты не верила.

– Минуту назад я не знала, что ты поймёшь, то есть признаешь…

<Возьму на себя ответственность?>

– Ага, я понял. Увидимся на следующей неделе!

Риккардо за два прыжка очутился на улице, вскочил на велосипед и помчался в «трясину», удивляясь, как не выпрыгнул от радости в окно, когда Далия отпустила его почти без лишних разговоров.

«Наивная дура», – всю дорогу вертелось на языке.

«Трясина» встретила Риккардо бранью двух женщин, куривших у бара. Они окликнули его, когда он проезжал мимо, но окликнули для порядка, как старые сторожевые псы, которые лают не чтобы запугать, а чтобы напомнить: здесь есть хозяин, и ты на его территории.

По рассказам Оскара, болтавшегося тут вечерами, взрослые были безобидны: да, они могли кричать, угрожать, даже размахивать ножом, однако, от слов они не переходят к действиям, зато подростки нападают без предупреждения.

Несовершеннолетние «трясиновцы» негласно делились на две компании: на младших – от восьми до пятнадцати, слоняющихся по лесу, и старши́х – от пятнадцати до восемнадцати, обитающих на выжженном поле. Те, кто не достиг возраста «младшей компании», собирались в кучки и играли на пустых безымянных улицах.

«Если младшие не схватят тебя на «мёртвой дороге» и не утащат к себе в лес, то будь уверен, что этим займутся старши́е, – Оскар зевал за прилавком аптеки. – А чего ты про них спрашиваешь? Собрался что ли туда?».

«Нет».

«Вот и славно. Нечего тебе там делать. Как я потом буду объяснять Карле, что любви всей её жизни вспороли брюхо? – он гоготнул и ударил Риккардо в плечо. – А если серьёзно, Рикки, то люди там мутные, непредсказуемые. Я слышал, ты с кем-то из них подружился. Так вот мой тебе совет. Совет первый, – Оскар вцепился в затылок Риккардо и прижал его лицом к прилавку, – не впутывай в свои делишки Карлу. Совет второй, – он расслабил руку и Риккардо отшатнулся, – не связывайся с людьми, готовых за маленькие деньги пойти на преступление».

«На какое преступление?»

«На любое. Когда человек беден и у него нет шансов на лучшую жизнь, он пойдёт на любое преступление, чтобы заработать пять жалких центов и не сдохнуть от голода, – Оскар улыбнулся. – По телеку вчера услышал. Какой-то крутой детектив говорил об этом своему напарнику».

Риккардо стоял на выезде из «трясины» и смотрел на спуск к выжженному полю; пустая проезжая часть словно была линией, что разделит жизнь Риккардо на «до» и «после», как на прошлой неделе уже разделила «мёртвая дорога»: «до» – неудачник и слабак, «после» – хулиган и приятель старши́х.