Птичка-в-клетке (СИ)

Новая манера Линаэвэн держаться нравилась Марту куда больше. Пожалуй, это была самая приятная беседа с тэлерэ.

День прошёл без происшествий.

***

Оставшись одна, Линаэвэн дала волю слезам — о Бэрдире, о тех, кого ныне пытали, о том, что её товарищи многое рассказали (часть почти ничего не знала о посольстве, но другие — да), об участи Марта… В печали она наконец уснула.

***

После ужина Март вновь пошёл с Больдогом допрашивать Эйлианта. Нолдо уже был подготовлен к допросу — сегодня на вертикальной дыбе, едва касаясь ногами земли.

— Воины Твердыни опять пришли доблестно сразиться с привязанным? Вы оба на удивление отважны, — усмехнулся феаноринг, вспомнив горделивые слова Смертного-предателя.

Правда, пытка для не до конца восстановившегося тела оказалась тяжелее предыдущей; особенно, когда растянутого нолдо, которому причиняли боль и натяжение пыточного устройства, и вес собственного тела, стали бить кнутом и лить солёную воду на раны. Эйлиант, что вначале молчал, не мог сдержать стона. Но когда пытку прервали, юноша подумал об Эвэге — он теперь был тайно на стороне эльфов, и это воодушевляло — сжал зубы и поднял опустившуюся от боли голову.

Больдог не ждал, что феаноринг заговорит сразу, но если вчера эльф молчал, то сегодня уже стонал. Завтра будет кричать. А потом… потом он заговорит.

Комментарий к 31. Изменения.

*В Битве-Под-Звёздами именно Лорд Келегорм разбил южную армию Врага, которая осаждала Гавани Кирдана.

========== 32. Птица и феаноринг. ==========

Девятый день в крепости прошёл для Линаэвэн спокойнее предыдущих, не принеся никаких потрясений. Она готовила, сидела за столом с Мартом, если нужно, говорила вежливо и отстранённо, вновь готовила. Все предыдущие дни были длинны, а сегодня она не заметила, как опустился вечер. И тэлерэ вновь думала — кого сейчас будут мучить? Эйлианта? Кириона? Обоих? Она не знала, что Кирион сейчас получал отдых и лечение.

Лечил Эвэг и Эйлианта — по приказу Саурона так быстро, как возможно (какие сроки были необходимы для лечения, оба умаиар знали, так что Эвег не мог обмануть Волка).

***

Наступил вечер, и Эйлианта вновь подготовили к допросу — растянули на стене так, чтобы он не мог дёргаться, а затем резали его тело и ковырялись в ранах.

Молчать и держаться гордо было непросто, но Эйлиант узнал, что это проще, если, когда особенно больно, смеяться над своими мучителями и Сауроном…

Больдог ненавидел этого гордеца, не желающего даже кричать, а Март проникся уважением к феанорингу — несмотря на свои юные годы, Эйлиант снова держался стойко.

***

Вечер перешел в ночь, и Линаэвэн уснула, а Фуинор посылал ей сны. Точно ли пленные получают ту еду, что она готовит? Не подмешивают ли чего к этой еде?

Эллет пробудилась в тревоге. Она оставалась на кухне ради того, чтобы хотя бы помогать родичам чарами, вложенными в пищу, укреплять таким образом их дух. Но этой ночью ей виделся Кирион, истощённый и измученный пытками, с какой-то лепёшкой отвратительного серого цвета, и довольно хохочущие орки, что расписывали ему, как вкусно готовит Линаэвэн. А то — её суп, над которым колдуют Фуинор и Саурон, подмешивая к нему свои зелья, и сгибающийся от боли после отравленного варева Эйлиант… И Линаэвэн не могла не думать, были ли это просто сны, воплощение ее страхов, или предчувствие? Ведь Тёмные могли так поступать. Но потом тэлерэ вспомнила благодарные слова Бэрдира. Если бы приготовленное ею не доставалось пленникам или от него становилось тяжело, иными были бы его слова.

***

Еда, что готовила Линаэвэн в тот день, была окутана чарами. Она несла подавленность, страх, безысходность. Фуинор не обманул тэлерэ, но она не поверила предупреждению. Однако у Волка были планы, как должна была действовать дева, и от планов он не собирался отказываться. Поэтому, зная о чутком слухе эльфов, на следующий день после обеда Волк подстроил разговор орков: они смеялись, что эльфка сама же своих травит. Через приоткрытую дверь кухни были слышны их голоса, но не Марту — его на кухне в тот момент не было.

***

Тэлерэ отогнала ночные тревоги, но, конечно, не забыла о них. После обеда, случайно (как она считала) услышав орочьи насмешки, она вздрогнула. Если бы орки сказали это ей, эллет сочла бы, что они намеренно пугают её — или даже связала со сном, но орки говорили друг с другом, не с ней; и это было похоже на правду — в приготовленное могли подмешивать яд. Возможно, что и не с самого начала, и потому Бэрдир о том не знал и не сказал. Но как было узнать наверняка? Ни Марта не спросить, ни умайар с орками, ни товарищей: один правды не знает и узнавать не захочет, другие солгут, с третьими не встретиться. С другой стороны, орки тоже могли не знать правды. Быть может, они зовут «отравой» всё, что готовят эльфы? Что, если орков спросить прямо, не отравляют ли её еду? Нет, они или посмеются, или подтвердят, чтобы напугать… Но что, если это правда?

Линаэвэн выглянула за дверь и, несмотря на отвращение к оркам, спросила:

— Отчего я травлю своих?

Орки, увидев Линаэвэн, испугано примолкли и заморгали, не зная, что ответить, и явно испугавшись.