Птичка-в-клетке (СИ)

— Я пришел просить у тебя прощения от имени Твердыни. То, что позволил сегодня себе Больдог, допрашивать тебя через товарища, это подло и низко. Такого больше не повторится. Больдог понёс сегодня свое наказание за то, что сделал, Повелитель Маирон покарал его, но… забыл про меня. Я также участвовал в преступлении и не воспротивился происходящему, я также заслужил кары. И сейчас, договорив с тобой, я пойду просить воздаяния. Впрочем… я виноват перед тобой, возможно, ты сам хочешь взыскать с меня за то, что тебя заставили смотреть на мучения друга?

Когда человек-палач пришёл просить прощения, Эйлиант не сразу нашёлся, что сказать.

— Не ждал, что любой из вас может просить прощения или назвать подлым то, что вы творите, — в голосе феаноринга слышались словно отзвуки свежего ветра. — Больше не повторится… Едва ли ты в силах добиться, чтобы меня больше не допрашивали через Кириона и Линаэвэн, как уже делали! Через других больше не будут только потому, что они уже ушли.

— Линаэвэн? — щеки Марта вспыхнули. — Я знаю, что Больдог отводил ее в подземелье, понять, что ее жизнь не так и плоха, но разве ее осмелились… допрашивать? И сегодня я не видел на ней следов, или чтобы она двигалась неловко.

— Линаэвэн не пытали, если ты об этом, её осмелились… — по лицу юноши прошла судорога отвращения; для эллет в этом не было ничего постыдного, но ещё отвратительней и ненавистней был Вонючка, отдавший такой приказ… — отдать оркам… на потеху, как говорят эти твари; они не совершили насилия, это убьёт эллет, но угрожали им, содрали с прикованной одежду, оставив нагой, хватали ее и глумились.

Этот человек знал тэлерэ… Не о нём ли с такой горечью говорила Линаэвэн? Хорошо хоть, пытать деву этот Смертный не считает верным… Март невольно расширил глаза и сжал кулаки, услышав о том, что сделали с Линаэвэн, но… это невозможно. Эльф врёт, как обычно!

— Я видел Линаэвэн сегодня. Она… вовсе не выглядит… как должна бы после такого. Она спокойна, молчаливее обычного, но и только: она не плачет, не прячет глаз. Ты лжешь! — возможно, воля этого эльфа и была прочнее железа и тверже камня, но умом он явно не отличался.

Эйлиант испытал облегчение от того, что Линаэвэн не плачет и не прячет глаз. Значит, она в самом деле справилась! На обвинения во лжи нолдо не стал отвечать. Перед Эйлиантом стоял один из палачей, и можно было бы добиться того, чтобы он заплатил за содеянное…

— Ты предлагаешь мне стребовать с тебя воздаяния за содеянное. Но ты явно не худший из Темных, хоть и палач, чтобы желать именно для тебя кары от Саурона. И ты хоть в чем-то раскаиваешься… Взыскать сам… Я бы ударил тебя, но ты, верно, и противиться не будешь… — нолдо мог бы убить человека-предателя прежде, когда он участвовал в пытке, но не теперь же, когда Смертный сам желал для себя наказания!

— Эйлиант… — Март решил зайти издалека, — я буду присутствовать на допросах и следить, чтобы такое не повторилось. Я восхищаюсь твоей стойкостью, и… я был бы рад не искать, где у твоей воли пределы… Я искренне надеюсь, что мы не найдём их! — вдруг выдохнул Март. — Но… ради нашего народа… мы не можем не допрашивать тебя. О, если бы ты заговорил, как остальные, и смог уйти! Да, Больдог поступил низко, но виной тому лишь отчаяние и страх за своих. Страх за другого толкает нас на безумства, тебе ли не знать? А воины и друзья Больдога падут первыми при вашей атаке. И потому Больдога можно оправдать, он совершил преступное ради любви к товарищам. Меня же вряд ли можно простить, я не прервал это из глупости и нерешительности. И если ты ударишь меня, я приму это, как должное.

Слова беоринга показались нолдо каким-то безумием. Эйлиант даже не сказал бы, чего в них больше: Тени и Искажения или немыслимой наивности (Больдог? Из любви к товарищам?!) Хоть смейся… Линаэвэн говорила про Марта: «Калечил фэа на моих глазах, воспитал от юных лет»… Да, этот мог быть… А беоринг продолжал.

— Больдогу назначили двадцать кнутов и ссылку, я не смогу принести пользы в ссылке, но я принёс кнут, чтобы ты отсчитал положенное мне, — и Март протянул кнут феанорингу. — Моя честь стоит дороже, чем моя спина.

Услышав последние слова, Эйлиант отшатнулся, его глаза полыхнули.

— За кого ты меня принимаешь, Смертный? Если меня под пыткой принудили бы бить кнутом, и то я не знал бы, как друзьям в глаза смотреть! — оскорблённый юноша отбросил кнут, словно ядовитую змею. Нет, напасть сейчас на этого адана было нельзя… Чего доброго, воспримет как наказание, и не ответит, а падёт ниц, как орк перед господином… Вместе с тем, как с орком с беорингом тоже не поступишь, ведь орки не придут просить прощения и кары… Эйлиант сумел взять себя в руки, выровнять дыхание и нашел, что ответить: — Если ты ищешь наказания, то я хотел бы, чтобы ты лишился права пользоваться кнутом и любыми орудиями пыток до тех пор, пока Больдог не вернется из ссылки. Для тебя же это почесть и отличие, не позор…