Птица огня

На крыше горящего дворца марачи Назадханы этот пламенный шар с совершенной очевидностью попал под влияние звуковой волны. Но было ли это влияние на духа? Или на какой-то скрытый внутренний механизм, за который волны цепляются, когда нужно загипнотизировать птицу, рыбу? Дух ли это из междумирья или живое существо из мира материального? Сардан не мог ответить на этот вопрос, а именно от ответа на него зависело решение продолжать ли эту странную погоню или оставить заниматься грязной политикой грязным людям…

В тумане показались очертания высокой башни — темной, усеянной аккуратно вырезанными отверстиями, как на духовом музыкальном инструменте. Башня устрашающе нависала над бескрайней степью и порой скрежетала, отчего по всей земле словно бы пробегали мурашки. Поля под башней изрыты были кочками и ямами, трава гнила и воняла, а в воздухе чудилось зловещее дыхание.

Шантари отвела лошадь с дороги и пошла в обход башни, держась от нее на таком расстоянии, чтобы она так и не проступила окончательно из тумана.

— Башня как живая, — сказала Ашаяти, нервно перебирая пальцами по задней луке седла.

— Ей много сотен лет, — сказал Сардан. — Ее строили, когда не было никакого Матараджана, а всюду были бесчисленные княжества и дхарии. В центре башни вешали медные и бронзовые листы и проделывали отверстия в стенах таким образом, что влетавший туда ветер создавал звуковую волну, ускорявшую рост растений. Вокруг подобных башен тогда строились деревни, поля круглый год приносили урожай. Поселения процветали, множили богатства, и вместе с богатством множились те, кто хотел бы, чтобы эти богатства принадлежали ему одному. Как это обычно и бывает…

— Ну да.

— Тогда между раджами и дхарами начались войны. Одни хотели оградить свое богатство, другие присвоить чужое, большинство хотело и того и другого сразу. И покатилось все с горки по ухабам. Там, где золото — ничто другое не выживает, оно как болезнь. Золото манит — любой ценой. И проще всего его раздобыть не трудом, проще всего отобрать его у тех, кто заработал его трудом. Кажется, так думали во все времена. Короче говоря, дело дошло до того, что разграблять стали сами башни. Выгода от них была нескорой. Чтобы заработать мешок золота на выращенной с этого поля морковке нужно собирать урожаи годами. А вот если срезать и продать полудрагоценные пластины, которые внутри, — можно набить хорошую мошну за несколько дней. После долгих войн все эти земли были объединены раджой из Хандыма в единый Матараджан, но к тому времени не осталось ни одной работающей башни, несмотря на то, что многие из них продолжают звучать по сей день. Тяжелые пластины, к тому же подвешенные на большой высоте, не так просто снять. Грабители срезали что могли, а остальное, труднодоступное, бросили висеть дальше, ржаветь и разваливаться. И поэтому башни до сих пор издают звук. Как правило просто безобидный шум, слабый звон. Но есть и такие как эта, мимо которой мы едем.

— А что с ней? — насторожилась Ашаяти.

— Она гудит… Послушай… От этого шума на голове встают волосы… И не без причины. Далеко на севере, на границе с Ооютом, есть башни, звук которых исказился настолько, что погубил все окрестные селения и даже города… Я видел такую однажды, очень давно, когда впервые ходил на север. Нам закрывали опоясками глаза и уши, но я все равно умудрился подсмотреть и ослеп на несколько дней. И мне еще повезло. Почти все наши вьючные олени, которых в Ооюте зовут каарзымами, умерли с кровью из глаз… Вот какое наследие осталось от тех великих мастеров, что строили эти башни. Вместо славы — мертвые степи. А медные листы до сих пор хранятся в сокровищницах грабителей. Теперь этих людей называют дхарами.

— Ты можешь на слух понять, как звук этой башни влияет на мир? — спросил Цзинфей.

— В общем и целом, — сказал Сардан.

— Я вообще не слышу никакого звука, — сообщила Ашаяти. — Копыта топают, лошадь фыркает, иногда ветер в траве шумит. И все.

— Посиди тут месяц-другой и услышишь. Если не сойдешь с ума.

— Этого мне только не хватало. В любом случае, сейчас я ничего не слышу.

— Звук сложный, похожий на скрип ветра в траве. Что-то подобное издает большой рожок сак-каранчи. Это весьма специфический инструмент, который используют только против нескольких не самых распространенных духов. Я на нем играть не умею, но звук знаю, слышал пару раз.

— Ну ясно. Слышал он пару раз.