Сардан решился, шагнул внутрь. Заскрипел гнилой пол. Затрещали скелеты. А в темноте на лестнице впереди появилась какая-то изящная фигура. И во мраке непонятно откуда взялся свет. Он пролился на ступени, на лестницу, на перила, на спускавшуюся к гостям женщину. Она была настолько ослепительно, настолько вызывающе красива, будто столетиями собирала самое прекрасное со всего мира и щедро, ничего не оставляя про запас, выплескивала красоту к радости окружающих. Женщина была высока, чуточку выше музыканта, с кожей легкого сиреневого оттенка, с изумительными большими глазами и утонченным изгибом пурпурных губ. Сардан обратил внимание на маленькие, аккуратно прикрытые волосами рога и необычную форму ее ушей, на которых позванивали тонкие серьги. У ее левого виска висели два скрепленных золотых кольца, украшенных песком драгоценных камней, а шею окружала белая с узорами бархотка, к которой снизу крепились маленькие жемчужные бусинки. На женщине было вечернее платье, созданное с одной лишь целью — подчеркнуть мягкие извивы фигуры. Весьма, нужно заметить, ошеломительной фигуры…
Сардан и застыл в этом самом ошеломлении. Сзади на него наткнулся Цзинфей и вовсе чуть в обморок не упал. Волшебная, мистическая красота этой женщины не произвела впечатления разве что на Ашаяти, ту по-прежнему больше интересовали скелеты, о которых мужчины давно позабыли.
— Приветствую вас в моей скромной обители, дорогие гости, — сказала женщина бархатным контральто и, ступая по ступеням властно и элегантно, спустилась к вошедшим. — Меня зовут Шантари Лакшати Мирра, и я буду счастлива, если в этих стенах вы найдете убежище от горестей и печалей нашего мира. Располагайтесь и чувствуйте себя хозяевами, господа.
— Благодарю за любезное приглашение, госпожа, — сказал Сардан и не узнал своего голоса, да и никто не узнал. — Мое имя Сардан Ракшан, скромный музыкант, поэт, путешественник и искатель приключений, мастер игры на гаюдуне и ратиранге, автор небезызвестной «Пленницы любви».
— Приветствую вас, — улыбнулась Шантари.
Следом выступил и Цзинфей:
— Величайший из ныне живущих ученых мужей, знаменитый математик, философ материи, естествоиспытатель и создатель механических аппаратов Номто Цзинфей. К вашим услугам, о прекрасная госпожа, располагайте мной, как вам заблагорассудится.
— Обязательно, — Шантари улыбнулась, и улыбка эта на мгновение сделалась зловещей и плотоядной, но тотчас переменилась, засияла пленительно и радушно.
Шантари повернулась к Ашаяти. Та нахмурилась.
— Ну и я, — сказала Ашаяти.
Губы Шантари сложились в кривой усмешке.
— Господа, — сказала она, — так случилось, что вы пожаловали как раз к ужину, поэтому я прошу вас проследовать в столовую.
Хозяйка дома с удивительным безразличием отнеслась к внешнему виду гостей, успевших наследить грязью в прихожей, мокрых, вонючих, в изодранных кое-где одеждах. Конечно, можно было бы решить, что обитатели дома, треть которого лежит в руинах, а оставшиеся две трети освещаются одной инфернальной свечой, не слишком-то привередливы в выборе гостей и щепетильны в отношении внешнего лоска, если бы не завораживающая, роскошная красота хозяйки.
— Что за «пленница»? — шепнула Ашаяти, когда всей гурьбой двинули в столовую.
— Известная песня, сейчас ее все поют, — ответил Сардан.
— Никогда не слышала. И ты ее сочинил?
— Нет.
— Тьфу, наврал, что ли?
— Чуть-чуть.
— Ага, ну да…
Красная свечка висела в потертом маленьком подсвечнике над столом, на котором уже выставили пять тарелок с приборами и бокалами. Одно место оказалось занято — на стуле, устало развалившись, сидел рыхлый мужчина с сединой в волосах, с обвисшим бесформенным лицом, с торчащими изо рта кривыми клыками и с плохо спрятанными в волосах рогами. Мужчина не удостоил вошедших взглядом, но лишь до тех пор, пока у порога не появилась замыкающая процессию Ашаяти. И вдруг это рыхлое тело преобразилось: подтянуло жирок, нарастило мускулатуру, припрятало клыки, даже седина почернела. Мужчина подскочил и эффектно поклонился вошедшим.
— Мой дядя, Ор, — сказала Шантари.
— Приветствую вас, госпожа, — сказал дядя, обращаясь к одной Ашаяти. Мужчин он игнорировал не то, чтобы демонстративно, а словно просто не замечал их существования.
Ашаяти нервозно улыбнулась, не готовая к светскому обхождению.
— Позвольте, — не отставал Ор.
Он отодвинул один из стульев и взглядом указал на него девушке.
Та растерянно поглядела на Сардана, не понимая, чего от нее хотят. Музыкант кивнул — «садись, мол, раз предлагают», а сам, впечатленный примером, побежал отодвигать стул во главе стола для хозяйки дома. Цзинфей бросился было на перехват, но вспомнил, что руки его по-прежнему связаны.
— Благодарю, — сказала Шантари, блеснув такой ласковой улыбкой, что Сардан от счастья забыл собственное имя и вообще все известные ему слова.
Впрочем, хозяйка дома тотчас обратилась к Цзинфею.
— Скажите, господин философ математики, почему же вы связаны? Вы попали в плен или просто получаете от этого удовольствие?