Дядюшка Ор тяжело вздохнул, посмотрел на себя в зеркало и начал корчить гримасы, перепробовал десяток улыбок, прищуров. С ужасом следил несчастный математик и философ материи за тем, как длиннющий подбородок дядюшки Ора вдруг всосался в череп, исчез совсем, затем чуть вытянулся обратно, будто хозяин его подгонял размер на глаз. Точно так же изменился нос, сама форма черепа, строение тела, руки сначала немного удлинились, потом немного укоротились, надулись плечи, поменялся цвет глаз, волос. В конце концов довольный результатом дядюшка Ор ловко сорвал с себя одежды и, оставшись просто так, улегся на кровать, расслабленно положив ногу на ногу, а голову подперев уткнутой локтем в кровать рукой в позе усталого гедониста.
Сардан в то же время все ползал ладонью по кровати в поисках руки Шантари, но никак не мог до нее добраться.
— Госпожа, — продолжал он, — всего одно легкое касание ваших пальцев станет величайшей наградой за все деяния моей жизни. Любой мужчина, будьте уверены, отдаст вам сердце, я же не задумываясь отдам вам всю свою жизнь, только бы вдыхать вечно этот волшебный аромат, только бы прикоснуться к вашим ладоням, только бы ощутить вкус ваших губ…
Наконец он нащупал подушечками пальцев ладони лежащего на кровати. По всему телу пробежала дрожь удовольствия.
— Бывает, госпожа, — не унимался музыкант, — что люди проводят вместе всю жизнь, так и не полюбив по-настоящему. Я же, взглянув на вас всего один раз, готов променять все золото и изумруды этого мира, чтобы взглянуть во второй.
Как паук, он взобрался пальцами на лежащую на кровати ладонь и с жадностью обхватил ее. И тотчас прервался поток слов. Замер Сардан, и в комнату вернулась выжидательная, насмешливая тишина.
Лежавшая на кровати рука была холодна и тверда, а когда Сардан попытался приподнять ее в своей ладони — захрустела и затрещала. Сардан схватил потухшую свечку с полки у кровати, поднес к губам и издал восходящий шипящий звук.
— Пшшш…
Над свечкой взвился тоненький прутик огонька, плеснувший тотчас светом по всей комнате. Сардан вскрикнул и вскочил. На кровати перед ним лежал, робко натянув одеяло до носа, скелет-управляющий в алом ночном колпаке. В пустых глазницах что-то сияло, но Сардан не стал бы разгадывать что и под угрозой пыток.
— Продолжайте, пожалуйста, — клацнул зубами скелет, и Сардан, завопив как покусанный, вышиб головой дверь и бросился бежать.
А позади него загрохотало, заскрежетало, и из комнат по обеим сторонам коридора ордой хлынули скелеты — кто в одежде прислуги, кто в пижаме, кто просто так. Сами собой стали вспыхивать огоньки свечей в канделябрах на стенах. Дом просыпался по тревоге!
Но до комнаты самого музыканта шум добраться пока не успел. Ашаяти хорошенько связала лежащую перед ней во тьме Шантари, усмехнулась свой предусмотрительности и, ухватив за плечи, перевернула тело обратно на спину. И, вопреки ожиданиям, наткнулась на что-то большое, мягкое, теплое, не характерное для мужского племени, к которому, по идее, относился Цзинфей. Ашаяти сжала это большое, мягкое, теплое в ладони, и тотчас раздался томный, глубокий стон. Ашаяти отпрянула, спешно провела по лежащему под ней телу руками, вызвав целый поток вздохов, и, к еще большему своему удивлению, нащупала что-то тонкое, длинное, извивающееся… Хвост! Длинный, скользкий хвост!
— Ты! — вскрикнула Ашаяти.
Шантари вздрогнула от неожиданности. Не женский голос ожидала она услышать.
— Свет! — властно произнесла Шантари.
В комнате тотчас вспыхнули свечи. Шантари сердито оскалилась.
— Ты, толстогрудая! — вспылила Ашаяти и выхватила нож.
Шантари резко подобрала ноги и каким-то совсем уж легким движением разорвала веревки, связывавшие ее руки за спиной.
— О, не завидуй, — ехидно улыбнулась она.