Птица огня

Из-за спины Шантари мелькнула черная плеть хвоста и с силой хлестнула по руке Ашаяти. Нож выскочил из пальцев и упал куда-то на ковер. Обезоруженная Ашаяти прыгнула на полуголую демоницу, завалила ее обратно на кровать и схватила за маленькие рожки. В тот же самый миг хвост Шантари, извиваясь, выбрался из-под упавшего на него тела хозяйки и стал целить острым своим кончиком, которому предшествовало маленькое черное сердечко, в зад навалившейся сверху девушке. Но и по такой лакомой цели попасть было не так-то и просто. Ашаяти дергала рога Шантари туда-сюда, трепала и возила бедную демоницу по подушкам и одеялам, отчего оба борющихся тела мотались по сторонам, кувыркались, обвивались и изворачивались, ни на мгновение не оставаясь в одном положении. Только хвост прицеливался и бросался в атаку на мягкое место Ашаяти, как та, истязая свою жертву, шарахалась в сторону. Раз, второй, третий — все мимо. На четвертый раз игла на кончике и вовсе едва не вонзилась в бедро самой Шантари. Ашаяти воспользовалась замешательством соперницы и вцепилась в хвост зубами, но тот, скользкий и юркий, тотчас выскочил из хватки. Бархотка на шее демоницы порвалась, бусы полетели по подушкам и на пол, выскочили из волос золотистые кольца и звякнули о стоявшую у кровати тумбу. Дамы рычали и ревели, как две повздорившие тигрицы.

Цзинфей же, в том числе и из-за отсутствия которого заварилась эта безобразная каша, наблюдал зрелище в разы более омерзительное. Дядюшка Ор, развалившись на кровати Ашаяти, нетерпеливо ерзал по простыням, строил рожи, тарабанил пальцами то по подбородку, то по тумбочке рядом. Нетерпение не просто выводило его из себя, старому демону нелегко было поддерживать благовидную форму светского щеголя, он немного позеленел, изо рта его то и дело вываливались отрыжки, тело медленно растекалось мерзкой жижицей, он изо всех сил пытался собрать его назад, но с каждой минутой утомительного ожидания сил на это оставалось все меньше. Он звонко пукал, хрюкал и крайне вонял. Тело его расплылось по всей кровати, как будто на нее вывалили гигантский чан с протухшим семь лет назад соусом. Цзинфей понимал, что каждая минута, проведенная в этой комнате, грозит ему гибелью от удушья или рвоты. Но страх сковал ноги, спутал мысли.

И тогда позади Цзинфея разбилось стекло.

В комнату влетел камень, отскочил от каминной полки и плюхнулся в остывающую ванну. Цзинфей был так увлечен творившимся в комнате, что совсем не обратил внимания на то, что назревало под окнами.

Ночную тьму разгоняли огни факелов. Особняк окружила толпа крысоподобных крестьян с вилами, мотыгами, палками, ножами и скалками, с ведрами и мисками на головах по типу рыцарских шлемов. Во главе толпы, тряся большущей книгой над головой, шел монах с острой бородой и безумными глазами дурного фанатика. Рядом с ним сердито хмурился мужчина в одеждах и не крестьянских, и не монашеских, а скорее дворянских, но настолько вывалянных в грязи, что и нищенское тряпье выглядело бы солиднее.

Но всего этого Цзинфей не видел ранее, не увидел и сейчас. Когда зазвенело стекло, когда стукнул камень, Цзинфей от испуга выскочил из своего укрытия, словно выбитый тараном, и замер неловко посреди комнаты. Расплывшийся было в лужу дядюшка Ор мигом собрался, правда не в того франта, каким пытался покорить равнодушную к таким типажам Ашаяти, а в здоровенное, клыкастое, бесформенное нечто в форме вытянутой капли, клокочущей изо всех своих сторон.

Нечто это зарычало. По телу Цзинфея пробежали даже не мурашки, а целое полчище крыс. Он быстро-быстро заморгал.

— Простите, простите, госпожа, ошибся комнатой, не разглядел, — заговорил было он, — очки, знаете ли, не вижу ничего…

Демон, оплевывая все вокруг липкой вонючей слюной, бросился на ученого с таким воплем, будто сел в костер. Цзинфей рванул в сторону, перецепился через ванну и лбом пробил шкаф. Демон врезался в камин, шлепнулся, растекся по стене, и в тот же миг в комнату влетел новый камень. Он дернул штору, сбил стоящую на полке посуду и та, падая, зацепила свечку. Огонь потух. В комнате стало темно.

Еще один булыжник разбил окно в коридоре, просвистел мимо несущегося со всех ног Сардана и хлопнул в лоб нагонявшего музыканта скелета. Отскочивший от тела череп рикошетом поскакал между узкими стенами. Косточки брызнули в стороны и тотчас смешались с ордой скелетов, преследовавших перепуганного человека. Толпа споткнулась, замешкалась на миг. Сардан воспользовался этим и юркнул за угол, где немедля заскочил в первую попавшуюся комнату и закрыл за собой дверь. Поток костей промчался мимо, не заметив потери преследуемого, и загрохотал по лестнице.

Сардан прижался спиной к двери и выпучил глаза от удивления. На кровати посреди комнаты валялись Ашаяти и Шантари, хрипели, грызлись, царапались, кувыркались в постели, драли друг дружке одежду и рычали дикими кошками. Сардан понял, что вернулся в свою комнату и многое пропустил. Сожаление — верный спутник человеческой жизни.