Птица огня

И первое, что увидела перед собой — огромные клыки в заднице рыбы, которую тащила под мышкой Шантари. Клыки приветливо клацнули. Ашаяти ахнула, взвизгнула, взбрыкнула всем телом так внезапно, что Сардан не устоял на ногах и плюхнулся в воду физиономией вниз. Ашаяти вспрыгнула ему на спину, завизжала снова и с дурными криками помчалась к берегу. Но прежде, чем она добралась до земли, из воды с воплями вынырнул Сардан. Три рыбины висело у него на лице, одна у шеи, две на левой руке, одна на правой, одна на бедре левой ноги, две на голени правой ноги, и одна дергала штаны в промежности. Музыкант замахал руками по сторонам, как птица крыльями, и поспешил за Ашаяти. Уходя от молотящих воздух беспорядочных ударов музыканта, Цзинфей поскользнулся и рухнул в реку задом. Вскричав глубоким басом, он взвился над водой, будто его оттуда вышвырнуло гейзером, и тоже дернул к берегу. Добравшись до твердой земли, он с охами и ахами оторвал от ягодиц двух злобных рыбин, обернулся и замер. Он оказался на одном берегу, а музыкант и Ашаяти ругались на противоположном… Шантари по-прежнему стояла посреди реки и, сжимая в руках клыкастую рыбу, в недоумении озиралась по сторонам.

— Что эта корова рогатая здесь делает⁈ — кричала Ашаяти. — Что она тут ходит со своим хвостом⁈ Сожрать нас хочет⁈

Сардан ничего не слышал. Он пытался отцепить вцепившиеся ему в бедро клыки.

— Отстань! — грозился он рыбе. — Отстань, я ж тебе сейчас по морде дам!

И уж точно никто не слышал криков вернувшегося на противоположный берег Цзинфея.

Вечером у костра Ашаяти занимал тот же вопрос:

— Чего она тут шатается⁈ Она же чудище какое-то!

— Она нам жизни спасла, — отвечал Сардан, вгрызаясь в морковного цвета мясо.

Огонь шипел и плевался от жира, капающего с насаженных на ветки рыбин.

— Да ты что? — иронизировала Ашаяти. — А кто этим жизням угрожал, я что-то совсем позабыла?

— Дядюшка Ор, — сдавленно сказал Цзинфей, припоминая хрюкающую, пукающую массу.

— И народ с ведрами, — добавил Сардан.

— Я как будто много чего пропустила, — хмуро заметила Ашаяти. — И чем же недоволен был народ?

Сардан повернулся к Шантари. Она увлеченно грызла мясо, фыркала, чавкала, рычала и не слушала разговора. Увидев вопросительный взгляд музыканта, Шантари спешно преобразилась, стала есть тихо, элегантно, отламывая маленькие кусочки пальчиками.

— Вы порядочно насолили местным, как я понимаю, — сказал Сардан.

— Это все Ор, — ответила Шантари. — Мне больше нравится рыба.

Сардан сглотнул слюну.

— Сколько ты людей погубила? Признавайся, чудище рогатое! — рассердилась Ашаяти.

— Скелетов там было изрядно, — мрачно заметил Цзинфей.

— Много, — призналась Шантари с милой самодовольной улыбкой, но спохватилась, сообразив, что такие признания — не повод для хвастовства, покраснела, смутилась. — То есть, не очень-то и много, то есть… совсем не много… Мало… Считай, что вообще…

— Аши, в нашу первую встречу ты приставила мне нож к горлу, — сказал Сардан. — Тебе ли упрекать других в каких-то грехах?

— Да я в жизни людей не убивала! — возмутилась Ашаяти. — Каждый день еле сдерживаюсь, но я ни разу еще никого не убила! Я никогда не грабила бедных и нищих… Если я и забирала у кого-нибудь яблоко, то у того, у кого их было два мешка. Не надо равнять меня со всякими клыкастыми демонами! Или вот с такими, — она кивнула на Цзинфея.

— Что⁈ — вспылил тот. — Я, между прочим, тоже никого не съел!

— Ты топил корабли!

— Можно подумать… — обиделся Цзинфей. — Я честный человек. Я бил корабли так, чтобы они тонули медленно и у команды было время пересесть в шлюпки. Ни один человек не погиб на потопленных мной кораблях!

— Это ты будешь рассказывать страже в темнице!

— Аши, тебе бы самой туда не попасть, — заметил Сардан.

— Вот еще твоих упреков мне не хватало! Сам-то всегда на все готовенькое! Кормят тебя бесплатно, жилье у тебя бесплатно, все инструменты — все бесплатно. Не нужно думать, как добыть себе хлеба и постель, не нужно выбирать — умереть с голода самому или отобрать последний кусок у товарища! Так-то легко оставаться безгрешным и попрекать других!

Сардан нахмурился и опустил взгляд.

— Все ваши грехи, вместе взятые, не идут ни в какое сравнение с тем кошмаром, за который вечными муками придется отвечать моей душе, — ответил он, и больше в тот вечер никто ничего не сказал.

На следующее утро туман ушел куда-то вдаль, в сторону гор, скрыв от взгляда теперь совсем далекие вершины Чатдыра. Разбежались тучи. Осеннее солнце висело на небе в полном одиночестве, разве что кое-где белели рваные остатки облаков.