— И что теперь? Можно подумать, ты стала воровкой из большого желания. Что ты могла изменить?.. Кланы демонов Чатдыра живут традициями, как и вы, люди. Вся наша судьба решается еще до нашего рождения. Сын какого-нибудь раджи или дхара — будет раджой или дхаром. С раннего детства все будут стлаться перед ним и лебезить, как какие-то… фу… Взрослые, умные, сильные будут кланяться в его жирные ноги. А сын бедняка дхаром не станет никогда, его участь быть голодным и нищим… У него, конечно, будет кое-какой выбор. Он может, к примеру, стать негодяем, убийцей — каким-нибудь наемником или воином, — или будет гнуть спину колесом в клоаке, под землей. Ну или сделается обыкновенным разбойником, как кое-кто… Ему и купцом-то наверняка не быть, о должности чиновника нечего и мечтать — потому что кровь не та, да и денег, связей, знаний нужных нету, а нету, потому что он чернь поганая и ни на что не имеет права, — на этих словах Цзинфей заметно помрачнел. — Кто родился на дне жизни, там, на этом дне, и будет жить, до следующей ступеньки не то, что не дотянуться, ее просто нет — этой ступеньки. Ни ступеньки, ни вообще лестницы. Пустота — а наверху следующий этаж. С него, с этого этажа, можно споткнуться, могут скинуть, но подняться наверх больше нельзя. Приставишь лестницу — столкнут… А какая между ними, собственно, разница? Два одинаково морщинистых младенца, поменяй местами — не отличишь, где какой. Но один раджа, а другой — грязный раб… Везде так. И у людей, и у демонов. Первый раз открыв глаза уже знаешь, что в этой жизни будешь делать, что увидишь и чего не увидишь никогда. Родившись демоном — жить можешь только как демон. Нельзя просто захотеть и заняться тем, что тебе интересно, особенно если родился каким-нибудь суккубом. Не имеет никакого значения, если хочешь ты быть художником, путешественником, моряком или, даже, крестьянином — ты должен играть свою роль, ни шагу в сторону, ни шагу назад, никуда… И совершенно неважно, что ты такое и что ты чувствуешь, хватает ли тебе способностей, или нет, хочешь ты этого, или у тебя совершенно другие таланты. Никого не интересует, что ты — суккуб! — просто не в силах переносить…
Шантари запнулась и поняла, что сказала лишнее.
— Ого, так ты… — начала было Ашаяти, но Шантари ее тотчас перебила.
— Бездарностей, которые не могут исполнять свои роли, демоны Чатдыра ссылают в человеческие поселения: в малолюдные деревушки, в темные городки или старинные особняки в туманном лесу… Там эти неумехи должны научиться делать то, что от них требуется. А чтобы они не отлынивали от учебы, к ним приставляют того, кто будет наставлять, подгонять, карать. Какого-нибудь дядюшку инкуба, который вроде как один, а вроде бы их и тысяча.
Шантари сорвала маленький белый цветочек и стала вертеть его между пальцами.
— Как бы то ни было, — сказала она, — домой мне уже не вернуться. Я ведь не просто заурядная бездельница и шалопайка. Для Чатдыра я — предатель. Я стала на сторону человека и пошла против существа своего рода, своей крови, к свежести которой в Чатдыре особенно щепетильны. Думаю, не нужно уточнять, по чьей вине мне пришлось стать изменницей?
— Что? По чьей? — спросил Сардан.
— Соплеменники не оставят меня в покое. Они попытаются вернуть меня и наказать, независимо от состояния, в котором вернут. Вопрос в том, выслали ли уже погоню или по-прежнему решают кого бы отправить, спорят, подписывают клятвы, приказы — у нас, знаете ли, тоже известна бюрократия!.. Дядюшка Ор, наверное, сердито пукает, подгоняя писарей. Уверена, вы понимаете, на ком лежит вина за весь этот беспорядок…
— На ком? — удивился Сардан.
— За свои поступки нужно отвечать, надеюсь, вы знаете это, господин музыкант! Ведь теперь, из-за ваших низменных желаний, я осталась одна в этом бескрайнем мире, и мне больше не на кого опереться и некого попросить о помощи, — пока она произносила эту фразу, голос ее менялся, становился глубже, ниже, каждое слово все дальше проникало в сердце, опутывало его, сковывало, подчиняло своей воле, и в конце концов Сардан, хоть и понимал гипнотическую природу этого чувства, ощутил, что и у него, в общем-то, нет никого в мире — кроме этой женщины.
— Попроси помощи у меня, — равнодушно предложила Ашаяти. — С радостью помогу тебе отправиться на тот свет.
На Ашаяти женские чары Шантари не производили никакого впечатления.
— О, каким же образом? — спросила демоница. — Покусаешь меня за попу?
— Удавлю тебя твоим же хвостом.
— Завидуешь, что свой не вырос? Впрочем, у тебя, как я погляжу, в принципе, многое не выросло, — Шантари насмешливо покосилась на грудь Ашаяти.
— Зато ты отъела больше головы! — выпалила Ашаяти. — С такими чудищами и в дверь не пролезешь!
— Всякое случается… Но тебе беспокоиться нечего, ты в любую щелку проскользнешь.
— Да и ты тоже. По кускам.
— К слову, я теперь поняла, почему ты стала воровкой: когда нужно спрятаться — можешь укрыться хоть за шваброй!
— За тобой, что ли?