Сардан покачал головой, а Цзинфей со стыда прикрыл лицо рукой. Они прошли мимо замедливших шаг женщин и полминуты спустя ушли далеко вперед.
Ближе к вечеру поле сменил невысокий редкий лес, а когда солнце двинулось к горизонту и стало перебирать лучами струны ветвей, путники вышли к скрытому в чаще озеру. Деревья клонились над прозрачной водой, опускали к ней тонкие ветки, сорили цветастыми листьями. Озеро покоилось в тени, потому вода казалась прохладной, зимней, но зачерпнув немного чтобы попить, Сардан почувствовал разливающееся по телу тепло. Где-то во мраке склоненных деревьев у маленького грота вода, покрытая легким туманом, пузырилась и пенилась, подпитываемая снизу горячим источником. Поэтому и зимой, когда ветви деревьев покрывались снегом, от воды шел пар.
Сардан оглянулся на остальных. Цзинфей разжег костер на полянке у кустов и грел руки у огня.
— Предлагаю основательно помыться, — сказал Сардан.
— Дамы идут первыми, — отрезала Ашаяти и зачерпнула в ладонь теплую воду с опавшими в нее цветочными лепестками.
Сардан насупился.
— Аши, ты несправедлива, — сказал он. — Нельзя делить людей на первых и вторых, мы все рождаемся равными.
— Болтай дальше.
— Вода смоет с нас грязь мещанских желаний и общественных предубеждений, и когда мы очистимся, когда предстанем друг перед другом без недоверия, предстанем в чем мать родила, мы уже не будем первыми или вторыми, хорошими или плохими, а только любящими друг друга людьми.
— Тебя уже никаким мылом не отмоешь, — усмехнулась беззлобно Ашаяти.
— Мне в озеро не нужно, — сообщила Шантари.
Она уселась на траву возле костра и стала вылизывать руки длинным языком.
— Хм, — только и сказал Сардан, устроился возле Шантари и принялся внимательно наблюдать.
Цзинфей тоже заинтересовался. Настолько, что забыл подбросить в костер хвороста, пламя ослабело, забеспокоилось, заколебалось.
Шантари тщательно и методично облизывала пальцы один за другим, оставляя на них блестящий слюнявый след языка, чавкала и тяжело дышала.
— Проклятые падишахи, — вздохнула Ашаяти, ухватила демоницу за шкирку и потащила к воде.
Та и не думала сопротивляться. Не добравшись до озера, Ашаяти вернулась и, несмотря на протесты, отобрала у Цзинфея очки.
— Если полезете подглядывать — откручу задницы, — предупредила Ашаяти.
— Представляю себе этот процесс, — пробурчал Сардан.
— Тело ученого — камень. Крути его, ломай, дави, — Цзинфей запнулся, уловив в глазах Ашаяти решимость сделать все, что он только что предложил, и поспешно добавил: — А впрочем, не уверен, что она откручивается.
Напряженными и сосредоточенными взглядами мужчины провожали женщин. Те скрылись за кустами, послышался какой-то шорох, потом легкий всплеск и довольный, умиротворенный вздох.
— В бой, — сказал Сардан и на четвереньках пополз к кустам.
— Перезарядка, — прокомментировал Цзинфей, вынул из свертка во внутреннем кармане запасные стеклышки к очкам, вставил кое-как в глаза и двинулся следом.
Они добрались до края поляны, предусмотрительно обогнули освещенное светом костра дерево и полезли было прямо в чахлые, легко проходимые кусты, но в этот момент откуда-то сверху раздался голос:
— Надеюсь вы понимаете, что за этими кустами скрывается преждевременный и мучительный финал ваших жизней?
Сардан выругался и поднял голову. Ашаяти спрыгнула с дерева рядом с ним и вынула из глаз вновь запротестовавшего Цзинфея вторые стекла.
— Аши, я категорически протестую, — заявил Сардан. — Это бесчеловечное отношение, но помимо всего прочего, ты не понимаешь, что лишаешь себя возможности насладиться созерцанием статных, чуточку мускулистых (в некоторых местах) и совершенно обнаженных мужских тел.
— У меня будет достаточно времени насладиться ими, когда буду складывать в могилу, — Ашаяти улыбнулась.
— Кошмар какой, я сдаюсь, — приуныл Цзинфей.
— Ты будешь сожалеть об этом, — сказал Сардан. — Потом даже не проси.
— Договорились.
Когда подавленные мужчины вернулись к костру, Цзинфей принялся греть руки и размышлять о тяжелой судьбе ученого мужа. Сардан отошел в сторону и услышал, что в животе кто-то недовольно урчит. Голод пришел на помощь, вытеснив тяжелые мысли о неблагодарных красавицах. Сардан обернулся, прислушался, прошел до края поляны и сорвал с куста большой лист, размером с круглый щит ханасамского стражника. Он аккуратно, без спешки скрутил лист в трубочку, осторожно примял и заглянул внутрь.
Цзинфей с интересом наблюдал за тем, что делает музыкант, и пытался разгадать его коварный замысел. Он хочет соорудить подзорную трубу? Но ведь это нелогично! Озеро совсем рядом, и мешает обзору не расстояние, а преграда — плотные кусты. Вот если бы соорудить такую трубу, что могла бы смотреть не ровно вперед, а по дуге, как бы по траектории движения снаряда… Цзинфей стал раздумывать в этом направлении и забыл про музыканта.