Птица огня

Чего тут только не было: одних струнных — штук двести со всего мира, от самых расхожих и простых до весьма экзотических, вроде утутхалы, где струны натянуты в виде паутины. Сотни небольших барабанов. Флейты: двойные, тройные, скрученные, загибающиеся, круговые, сцепленные накрест, в форме пузыря, деревянные, тростниковые, костяные, каменные, бумажные, стеклянные… В углу покрывался пылью огромный металлофон, а слева от него что-то мягкое, похожее на детскую игрушку — этот инструмент сжимали пальцами, чтобы выдавить звук. Рядом на столах валялись кучей волынки, а дальше — трещотки, палочки, бубны и прочая перкуссия.

Сардан попросил принести ему стандартный музыкальный набор, с ратирангом, но без гаюдуна.

— Похоже, я правильно подозревал, что в этом городе не найдется монастыря, — сказал он.

— Отчего же? — удивился кот, поставил ящик на стол и, пока Сардан проверял инструменты, вновь занялся чисткой флейты. — В городе есть монастырь. Просто с некоторых пор он несколько перепрофилировался в бордель.

— Можно подумать, перепрофилировался, — усмехнулась Шантари. — Просто стали называть вещи своими именами.

— И что же монахи? — спросил Сардан. — Куда их всунули?

— А куда их всовывать? — не понял кот. — Они же бордель и организовали.

— Святые падишахи, подержите мою челюсть! — воскликнул Сардан. — Это что же, в борделе, что ли, монахами торгуют?

— Господин музыкант знает, как предложить жаждущим оригинальные развлечения, — заметил невозмутимый хозяин артели и громко зевнул. — Вам бы не в музыканты надо, а в коммерцию идти.

— Зато сейчас я понимаю реакцию того прохожего, которого мы спросили про храм, — сказала Шантари. — Правда несколько преувеличенная степень этой реакции все равно проходит мимо меня.

Сардан проверил инструменты и повесил коробку на спину. Привычный вес выровнял позвоночник. Он попросил у хозяина артели новой одежды для себя и своих спутников, а потом вспомнил то, что видел с улицы.

— Кстати говоря, — сказал он, — что это у вас за кружка на вывеске?

— Музыканты в Атаркхане редкость, — ответил кот. — Поэтому, чтобы контора не простаивала, приходится привлекать людей иными способами.

— Так вы и алкоголь выдаете?

— Торгуем, — поправил кот.

— Чем?

— Тодди, ром, арак, пиво, шмоп, всякая брага, костяной гон, казо, бидсэх, молочный макер…

— Дайте мне бутылку шмопа.

— Три пайсы.

— Я же музыкант⁉

— Все равно — три пайсы.

— Посмотрите в эти несчастные глаза, — настаивал Сардан.

— Что? В которые?

— В мои!

— Вот оно что…

— Вы видите сколько в них страдания, сколько изнеможения?

— Нет.

— Сколько печали в этих глазах?

— Ничего не вижу.

— А в моих? — вмешалась Шантари, и на лице ее появилась очень странная улыбка.

От взгляда на такую хочется завертеться и вкопать себя под землю от ужаса. Кот поднял дыбом шерсть, что-то прошипел и поставил на стойку сосуд.

Напоследок, отступив в тень, он подсказал дорогу к хорошему постоялому двору, но хмурый взгляд его, несмотря на то, что беседа велась с музыкантом, прикован был к демонице.

Сардан и Шантари вышли из артели и сразу же едва не попали под проносящуюся мимо телегу, с которой посыпали улицу стрелами прячущиеся среди сена лучники. Следом за телегой промчалась кучка бандитов, а за ними — дюжина стражников. Нетерпеливая девушка, которой эти гонки мешали перейти дорогу, обстреляла дебоширов потрясающей бранью. А рядом из поилки для скота хлебал застоявшуюся воду мятый мужчина.

Сардан и Шантари перешли улицу, протиснулись между влезшими в центр города нищенскими халупами и вышли таким образом на широкий проспект, на углу которого видна была стена постоялого двора.

Они двинулись наперерез через улицу, но пройти успели лишь до половины, когда Сардан услышал где-то поблизости знакомый голос. Что-то бахнуло, завизжали истошно сразу несколько человек, понеслась бессовестная ругань, хотя уличные прохожие, привычные ко всему, шли себе дальше как ни в чем не бывало. Пока Сардан высматривал с интересом откуда весь этот балаган, звякнуло стекло и в крошечное окошко дома неподалеку вывалился или, скорее, вытек человек. Стоявший спиной к рухнувшему телу мужчина с папиросой слегка обернулся, посмотрел безучастно, стряхнул пепел и отвернулся опять, занятый своими мыслями.

Но случившееся дальше переполошило и эту равнодушную к бойням улицу, потому что дело, оказывается, происходило у главного поста городской стражи.