Птица огня

— Да… То есть, что? Девушке, конечно! Какого ты обо мне плохого мнения все-таки… Так вот, я обрушился на злодеев, вооруженный своими инструментами, но сколько ни сходились мы в битве, исход ее оставался неопределенным. Их было много, двое, трое, десять, сотни! А я один! Сражение длилось весь тот день и всю ночь, а потом и весь следующий день, и всю следующую ночь.

— Не проголодался хоть?

— Как мог я думать о низменном⁈ Ведь я знал, в какой беде окажется прятавшаяся за моей спиной девушка, если мне вздумается отступить!

— Она сидела там все это время?

— Плакала и рыдала.

— А за эти двое суток вы делали перерывы, чтобы в туалет сходить или еще что-нибудь?

— У тебя слишком приземленный ход мыслей.

— Ну понятно. И что дальше было?

— Ничего. Я устал и меня съели, — обиделся Сардан.

— Оно и видно, — сказала Ашаяти. — Хотя уверена, что настоящая история этих шрамов будет поинтереснее.

— Когда-нибудь я расскажу ее нашим внукам, — пообещал Сардан и с хитрой улыбкой глянул на Ашаяти.

Девушка покраснела, легонько стукнула музыканта в колено и ничего не ответила, но вроде бы и сама незаметно улыбнулась, или просто показалось.

Вскоре скалы остались позади, дорога потихоньку двинулась вверх, через редкий голый лес поздней осени. Несмотря на сухие серые листья повсюду, на тропе хорошо различимы были следы недавно проскакавших всадников.

Внезапно лес закончился, и дорога поползла между заросшими полями. В стороне, куда уходила, ответвляясь от основного пути, узенькая тропка, вырисовывались в низине крыши деревенских домов — косоватые, с темными дырами, кое-где разбитые, рассыпавшиеся. Деревня выглядела давно покинутой, но среди унылых домов Сардан заметил несколько человеческих фигур. Ашаяти с жалостью смотрела на слабые, замученные ветром, дождями и временем домики, такие непохожие по стилю на те, что строились в деревне ее родителей, но с точно такой же судьбой. Нищенское пристанище несчастных и обездоленных.

Дом хозяина деревни стоял далеко за полем. Вероятно, местный богач (или мелкий марачи) предпочитал не видеть из своих окон ту нищету, что обеспечивала его жизнь.

Впрочем, окон у него не осталось. Вместо не слишком-то и высокой усадьбы теперь валялась груда обожженных руин, от которых еще шел черный-пречерный дым, будто мрачная душа хозяина этих мест просилась на небеса. Новая жертва огненного духа.

Дорога свернула было к развалинам, но потом вновь двинула к лесу. Навстречу попалась кавалькада всадников во главе с уставшим синим боровом, капитаном стражи Атаркхана. В центре процессии катили три доверху груженые опаленным добром телеги — краденое из деревни и усадьбы.

— Возвращаетесь? — зачем-то спросил очевидное Сардан, когда боров замедлил шаг.

— Отвоевались, — сказал капитан стражи.

Бойцы отряда и правда из последних сил держались на ногах, а некоторые вовсе спали, развалившись на спинах своих лошадей. Грязные, обгоревшие, уставшие, как если бы всю ночь они бились со свирепыми чудовищами не на жизнь, а на смерть, хотя вряд ли вообще догнали того, за которым гнались, и успели к усадьбе, скорее всего, тогда, когда не все добро успело догореть. Мародерство, в конечном счете, тоже утомляет.

— Что же вы, — с издевкой поинтересовался Сардан, — одолели чудище?

— Да ну его в пень, ваше чудище, — устало отмахнулся боров и тяжело вздохнул. — Что оно мне, папка с мамкой?

И проехал мимо.

Спустя какое-то время лес и поля вновь расступились перед скалами, на выступах которых кое-где росли гнутые деревца.

— Госпожа, скажите, можно задать вам один вопрос? — спросил Цзинфей, поглядывая на Шантари.

Они шли позади музыканта и Ашаяти и большую часть пути робко помалкивали.

— Только не подумайте, что этот предмет меня так уж беспокоит и волнует, — беспокойно и взволнованно говорил Цзинфей. — Мною руководит исключительно научный интерес и тяга каждого мало-мальски приличного ученого к уточнению пусть и самых незначительных деталей.

— Что вас интересует? — спросила Шантари.

— Видите ли, в тот замечательный день, когда нам, трем уставшим путникам, посчастливилось посетить, хоть и так ненадолго, вашу обитель в предгорьях Чатдыра, мне довелось наблюдать некую… любопытную, с научной точки зрения, разумеется, картину. Я говорю о вашем дядюшке Оре, который занимательным образом менял форму тела по своему усмотрению, — Цзинфей запнулся и косо глянул на Шантари, подозревавшую уже к чему идет дело. — Так вот, порой, когда ваш дядюшка…

— Я же говорила вам, мой дорогой Цзинфей, что Ор мне не совсем дядюшка.

— Да, да, разумеется, и это очень важно! — Цзинфей нервно облизал губы. — Так вот, порой, когда, как мне кажется, он отвлекался на некие посторонние мысли, тело господина Ора преображалось, формы его теряли определенность, плоть становилась, как бы это сказать, несколько более вязкой, издавала некоторые… неоднозначные… звуки и запахи…

— Вполне однозначные, если вы говорите о его первичной демонической форме.

— Вот оно что…

— И вы хотите спросить, выгляжу ли я в своей первичной форме так же, как пукающий Ор?

— Прошу прощения, если…