Птица огня

— Да, бокалы стали такими дешевыми! Как мы смеялись, когда увидели, что цена в магазине стала на два золотых ниже! Нищета какая, противно даже!

— Из них очень неудобно пить макушин.

— Макушин? Это газовый какишивари?

— Фруктовый газовый какишивари, сейчас очень модный. Его нужно сосать прямо из горла.

— Говорят, от него бывают колики, это правда?

— И что же? Ведь модно. Он так долго растекается по всему телу…

— Кстати говоря, дамы, — внезапно заговорил стоявший позади диванов Цзинфей, обошел их и нагло уселся возле женщин, — а вы слышали о последних исследованиях человеческих кишечников?

Дамы переглянулись, неуверенно покривили рты в презрительных усмешках, кивнули друг другу вопросительно — это еще что и чей?

— Например, — говорил Цзинфей, — как пишет один мой знакомый, ученый Шапатхи Раши, если извлечь кишечник из тела и выложить его, допустим, как колбасу, то можно достать, к примеру, от этих замечательных мягких диванов до вон той двери в сад. Или до оркестра. Еще и уложить на колени тому, что играет на банга-ранга. И сколько, вы сейчас думаете, нужно кишечников человеческих, чтобы достать из нашего конца зала — в противоположный? А если не вдоль, а если поперек? Или наискось? Или к потолку подвесить? Вы представьте себе такую загадочную картину! Какая же богатая и вдохновляющая история, дамы, скрывается в наших телах! Сколько математики! Сколько поэзии! Видели ли вы когда-нибудь, как женщина на представлении фокусника умещается всем телом в маленькую коробочку? Вот ведь любопытная способность, вам так не кажется? Вот как, к примеру, этот пуфик: сидите вы на нем как ни в чем не бывало, ничего не подозреваете, а внутри него, к примеру, опять-таки, скрывается целый человек! Может быть, вовсе негодяй какой-нибудь, плут и хулиган, который оттуда вылезет среди ночи и украдет что-нибудь неприличное. Как когда вы пытаетесь в маленький ящичек уместить все свое имущество, а он никак не закрывается, а потом вдруг стиснулся, закрылся вроде бы, вы, довольные жизнью, убираете руку, а он — бабах! — открывается сам собой, и ваше дырявое исподнее летит по всей комнате. И так же, дамы, и наши кишечники! А что уж говорить о прочих удивительных органах? Вы когда-нибудь наблюдали вскрытие желудка? Интересное зрелище! Кстати, дамы, не желаете ли станцевать?

Не успели опешившие от потока странных слов женщины прийти в себя, придумать достойный наглеца ответ, а тот уже схватил за руку ближайшую к себе девушку — с черными волосами, длиннющими ресницами и вечно блуждающим между губами языком, — схватил и потащил в танцующую массу. И только она сообразила, что происходит, только решила было запротестовать, как снова врезала музыка и начался танец. И какой варварский это был танец! Воткнувшись в глаза своей перепуганной пленницы острым, глубокомысленным взглядом, Цзинфей задергал всеми членами своего тела одновременно. Работая плечами, запястьями, ладонями, коленями, бедрами и даже ступнями, двигаясь резко, как если бы каждое его движение было разжатием после ожесточенного сжатия, то и дело сгибая суставы под углом в девяносто градусов, дрыгаясь и трясясь так, будто он был марионеткой в дрожащих руках наклюкавшегося пьяницы, Цзинфей походил на дикого шамана, пляшущего с ножом вокруг пригвожденной к камню жертвы. На лице его с удивительной медлительностью сменяли друг друга такие безобразные гримасы, словно кто-то ухватил его за физиономию руками и мял ее, и мял, хохоча до упаду, а глаза при этом смотрели серьезно, сосредоточенно, будто решали какое-то уравнение, записанное в зрачках объятой ужасом черноволосой девушки.

Стоило примитивному ритму ударных сделать короткую паузу, к избраннице Цзинфея подступили ее обеспокоенные подруги, подхватили под руки и потащили прочь из зала, подальше от этого непонятного дикаря, в сад, куда выходили роскошные стеклянные двери с сияющими витражами.

Впрочем, Цзинфей понял произошедшее по-своему. Он упер руки в бока и победоносно расхохотался.

— Значит, в сад? Уж не сомневайтесь, обольстительницы, что я приму ваше любезное предложение!

И, прокричав эти слова, бросился догонять.

Но не успел он проскочить сквозь широко распахнутые двери наружу, как в проеме с противоположной стороны зала появилась смущенная, настороженная Шантари. И только шагнула внутрь, как тотчас со всех сторон потянулись руки жаждущих.

— Госпожа, вот вы где!

— Госпожа, приглашаю вас на танец!

— Госпожа!

Слово это — «госпожа» — сказано было столько раз и с такой страстью, что если бы после каждого из произношений кто-нибудь из дураков становился умным, то на свете не осталось бы идиотов. Но, к сожалению для всех нас, слова такой власти не имеют, а Шантари сжалась в комок, ее прекрасная сиреневая кожа покрылась испариной, и, не дожидаясь, пока забегавшие мурашки начнут кусаться, девушка вновь скрылась где-то в тесных коридорах. А потом хлопнула дверь в женский туалет — единственное место в этом доме, куда, как воображала наивная Шантари, не способен зайти ни один мужчина.