— За меня надо было… Мимо счастья своего прошла. И потомства небось уже целый батальон бегает?
— Нет еще, — смущенно улыбалась Маша.
— Тебя не узнать… Какая-то другая стала…
Они шли по дороге. Деревня кончилась, потянулись поля без конца и края, стога и копны, буйно-зеленый лес на горизонте.
Небо, огромное, пронзительно синее, обнимало землю.
— Я тут теперь шофером, — говорила Маша. — Картошку вожу, капусту, молоко… Стройку нашу вспоминаю. Все по радио слушаю, когда про нее объявят. Как там?
— Полный порядок! К Новому году государственная комиссия приедет, — ответил Петя. — Я теперь на Доске почета повешен. Большой человек стал, что ты!
Он остановился, закурил. Маша молчала.
— Николай снова на самой верхотуре монтирует… В общем, живет как бог… Закуривай. — Он протянул ей пачку папирос.
— Бросила… — Маша смотрела на него и ждала.
Они стояли на дороге.
Мимо проехал на велосипеде какой-то парень. Он поздоровался с Машей и внимательно оглядел Петю, и, проехав, еще раз оглянулся.
Петя молчал, жевал мундштук папиросы.
— Пошли… — наконец сказала Маша и опустила глаза. — Чего стоим?
— Ты, может, ругаться будешь, Маш? — вдруг неуверенно заговорил Петя. — Николай узнал, что я к тебе в гости собрался, и… письмо мне дал… Для тебя письмо…
Он снова замолк, сосредоточенно курил и смотрел на свои замшевые, покрывшиеся пылью ботинки.
Маша ждала.
— Порвал я это письмо, — наконец проговорил Петя и далеко отшвырнул окурок. — Ты не подумай, я его не читал… Порвал просто… Зачем оно тебе? Ты уж извини. — Он осмелился взглянуть на нее, тут же отвел глаза.
— Ничего… — как эхо отозвалась Маша и глубоко вздохнула.
Петя повеселел, оглядел поля, лес, посверкивавшую на солнце реку.
— Так… А где магазин у вас тут? — хозяйственным тоном спросил он.
— В деревне.
— Понятно… Когда рожать-то будешь?
— Скоро…
Петя посмотрел на нее, и опять на физиономии засияла улыбка до ушей.
— Джамайка-а! — запел он. — Ах ты моя Джамайка!
…Они стояли на самом верху главного корпуса, и внизу лежала необъятная стройка. По дорогам ползли машины, сновали люди. Бульдозер расчищал площадку. На высоте сильный ветер бил в лицо, трепал волосы.
— Нравится? — спрашивал Николай и улыбался.
Маша молчала, смотрела вниз, кивала головой.
— Хочешь на кране прокатиться, а? — снова спросил Николай. — Лучше чертова колеса… Дух захватывает!
Николай смеялся, обнимал Машу.
Стрела плыла в небе, и все внизу казалось таким маленьким, расплывчатым и нетвердым, затянутым синеватой сказочной дымкой. Грязь, холод, искореженные осенние дороги, заботы.
Двое счастливых людей смотрели на землю…
Расставания
…Стройка вздыбила землю на много километров вокруг. Здесь и там бледную морозную синь неба прочерчивали стрелы башенных кранов, хозяйским и неумолчным был рев бульдозеров, скреперов, огромных самосвалов. Стройка дышала, двигалась вперед.
Черная «Волга» проехала по узкой заснеженной бетонке почти до самого берега реки. Из машины вышли двое в пыжиковых шапках, нахлобученных на самые брови, в дубленках с поднятыми воротниками. В этом месте был довольно крутой обрыв, река резко сужалась, а на противоположном берегу громоздились скальные породы. К самому берегу, к самой воде была подведена бетонка, могущая выдержать тяжесть мастодонтов-самосвалов. Дальше по воде шла понтонная переправа.
— Здесь, — сказал один, высокий и с рыжими, коротко подстриженными усами. — Место, сами видите, удобное. С технической точки зрения, самое оптимальное… Если перекрытие начнем на рассвете, то к вечеру можем закончить. Одним ударом.
Второй человек был заметно старше, лицо несколько одутловатое, мешки под глазами и седые виски. Он слушал, смотрел на черную бурлящую реку. Усмехнулся:
— Любишь ты эту фразочку…
— Какую? — удивился первый.
— «Одним ударом».
— Что ж, Андрей Иваныч, в жизни многое так надо делать — одним ударом. Я уж не говорю про строительство электростанций.
— И будете рапортовать в ЦК, что перекрытие закончено на три месяца раньше срока?
— На три месяца и десять дней, — широко улыбнулся первый. — Новогодний подарок Родине.
— А река мощная, потрудиться вам придется крепко, — по-прежнему глядя на сильные крутолобые волны, проговорил Андрей Иваныч. — Кто конусы делает?
— Тугаевский бетонный… Вот как раз в связи с этим я хотел попросить вас, Андрей Иваныч: мне бы еще десяток КрАЗов. Все рассчитано до минуты, и машин явно не хватает.
— Только что хвастался — утром начнем, вечером закончим, одним ударом… — усмехнулся Андрей Иваныч и медленно направился к «Волге».
— Но у меня по штату машин не хватает, честное елово, Андрей Иваныч. — Рыжеусый заторопился за ним.
Сели в машину. Сюда шум стройки доносился глуше. Шофер подремывал, откинувшись на спинку сиденья, слушал музыку из приемника.
— Машин у тебя, Валерий Анатольевич, достаточно, — наконец проговорил Андрей Иваныч.
— А я вам честное слово могу дать, что тяжелых самосвалов у меня не хватает. Кому лучше знать — министру или мне, начальнику строительства?
— Мне, министру… — усмехнулся Андрей Иваныч.
Помолчали. «Волга» ехала по территории строительства.