Птицы белые и черные

— Андрей Иваныч, все говорят, что я у вас в любимчиках хожу, — зашел с другого конца Валерий Анатольевич. — Можете вы хоть одним фактом подтвердить эти слухи? На перегоночной автобазе в Кандыме стоят девять КрАЗов. Отдайте их мне на перекрытие.

— Откуда знаешь? — удивился Андрей Иваныч.

— Разведка донесла. Отдайте, а?

— Я их Колесникову обещал. У него действительно острая нехватка.

— Ему они сейчас как рыбе — зонтик. Он только строительство разворачивает, а мне как воздух нужны! С ними я перекрытие реки железно в сутки закончу. Не в службу, а в дружбу, а, Андрей Иваныч?

— Ох, Валерий Анатольевич, у тебя в роду цыган не было? — покачал головой Андрей Иваныч. — Последнюю копейку выпросить можешь.

Валерий Анатольевич покосился на него, довольно рассмеялся:

— Спасибо, Андрей Иваныч, для общества стараюсь, только для общества.

— «Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены», — продекламировал Ильфа и Петрова Андрей Иваныч, и теперь рассмеялись оба.

…Не теряя времени, Валерий Анатольевич стал звонить в Кандым:

— Алло, кто у телефона? Говорит начальник строительства Воропаевской ГЭС Гуров Валерий Анатольевич. Мне срочно нужен начальник перегоночной автобазы… Да, Федоткин Степан Егорыч… Ах, это вы? Тогда здравствуйте, милейший. С наступающим вас Новым годом, всех благ, здоровья, успехов! А теперь поругаться с вами хочу, дорогой друг!.. За что? За дело, только за дело! — с веселым напором кричал в трубку Валерий Анатольевич. — У вас на базе девять КрАЗов новеньких стоят? Стоят. А почему? Почему они до сих пор не у меня на стройке? Вы разве не в курсе? Министр распорядился перегнать их мне… Нет, не Колесникову, а мне! Потому что у меня 27-го перекрытие начинается! И КрАЗы должны быть в Воропаевске кровь из носу!.. Как — нет шоферов? Найдите, дорогой, приложите старание. Я человек миролюбивый, но могу в порошок стереть, если страдает порученное мне дело! А дело может пострадать. Не будите во мне зверя! Давайте по-хорошему, Степан Егорыч, сразу же на рассвете отправляйте машины, договорились?.. Что значит — не можете? — Валерий Анатольевич начинал медленно «закипать».

— …А то и значит, товарищ Гуров, что не могу! Шоферов нету! — кричал в трубку Степан Егорыч Федоткин, начальник Кандымской перегоночной автобазы, невысокий, лысый человек, с запаренным несчастным выражением лица. — Понимаю, что перекрытие. Понимаю, что ответственнейший момент, а как же, разве мы без понятия? Ну нету у меня водителей, дорогой товарищ Гуров! Ведь праздники на носу! Кто к родным подался, кто отпуск взял. Кто же согласится под Новый год полтыщи верст по зимнику переть? Дорога, сами знаете, — адская дорога! Их никакими коврижками перед праздником в рейс не заманишь!.. Да что вы сразу грозиться-то?.. Ну и снимайте! Сам жду не дождусь, когда меня с этой проклятой работы снимут!.. Да, вот именно! Вертишься с утра до ночи, как жук на палочке, так тебе же еще и грозят!.. Я понимаю, товарищ Гуров, что это вопрос политический, не первый день на свете живу, да! Я постараюсь… Конечно, приложу все силы. Но обещать твердо не могу. Смогу набрать экипажи — машины пойдут, не смогу — ждите тогда только после праздника… — И Степан Егорыч положил трубку, выругался вполголоса: — Чтоб тебе пусто было…

Кабинет у него был небольшой, в самом конце длинного гулкого барака. Висели на стенах красные, тисненные золотом вымпелы, полученные за успехи в соцсоревнованиях, цветные рекламные плакаты с изображением самых разных марок автомобилей, прямо за спиной Федоткина были прикреплены фотографии, где красовался он сам, значительно моложе, в комбинезоне автогонщика, со шлемом в руках, улыбающийся. А рядом стояла разноцветная гоночная машина. Нда-а, были времена… Степан Егорыч закурил, стал собирать в папку разбросанные в беспорядке по столу накладные, путевые листы, списки, письма. Потом взял трубку, набрал номер:

— Шилкин, ты? Чем занят?.. Выпиваете и закусываете? А с кем, интересно знать?.. С Садыковым? Очень хорошо. Чтоб через десять минут был пред мои очи. — Степан Егорыч нажал прерыватель, отпустил, еще набрал номер:

— Клавдия Петровна? Федоткин это. Кто из шоферов сейчас без дела околачивается?.. Ага, ага, записываю. Чиладзе, Репьев, Голдаев, Гладышев, Кадыркулов… Не торопись, Клавдия Петровна, я не печатная машинка… — говорил Степан Егорыч холодным начальственным тоном.

…В одной из комнат шоферского общежития на перегоночной базе в Кадыркуле было накурено. За столом, сдвинув в сторону тарелки и чашки, трое — Чиладзе, Репьев и Голдаев — играли в карты. Еще двое, Гладышев и Кадыркулов, «болели». Разграфленный лист был уже густо исписан цифрами. Только что раздали карты и слышались короткие реплики:

— Простая бубна.

— Черва.

— Семь пик.

— Черва.

— Восемь пик.

— Ой, Роба, зарываешься!

— Риск — дело благородное, — улыбнулся Роба Голдаев, сорокалетний плечистый мужик с крепким обветренным лицом.

— Ладно, выручим утопающего. Восемь бубен, — вздохнул Репьев, шофер лет тридцати пяти, тоже плечистый и жилистый, с большими, красными от работы на морозе руками.

— Черва, — не сдавался Голдаев.