Птицы небесные (сборник)

– Нет. Только за лодкой пришел. Хочу по озеру покататься да келью и могилки соловецких старцев навестить.

– Это ты хорошо придумал. Благостные были старцы. Я вот последнего из них похоронил и крест на могилке поставил. Первый-то монах умер после войны, а лет через пять второй скончался. И третий, в свое время, просил меня приехать на островок похоронить его. Я его спрашиваю: «А как узнаю, что ты померши?» А он мне говорит: «Бог тебе укажет, что я преставился». Ну, думаю, Бог так Бог.

И забыл я про этот разговор. Делов своих было много. Но вот как-то вечером вспомнил. Думаю, и как это Бог мне укажет? Темно уже стало. Вышел я во двор и стал смотреть на островок и вижу какое-то небольшое свечение над кельей. Протер глаза, но свечение не пропало. Ладно, думаю, наверное, это мне показалось, вроде примрак такой. На следующий вечер вышел снова смотреть: и опять вижу необычное свечение над кельей. Утром взял заступ, веревку, топор, отвязал лодку и погреб к островку. Дело было осенью, листья на деревьях опали, и келья вся на виду. Собачка их меня встретила на берегу. Такая радая, что человека увидела, хвостом машет, ластится ко мне. Спрашиваю: «Где хозяин, Тобик?» – поникла вся собака, хвостом перестала вилять, поплелась к келье. У нее там во дворе будка была сделана. В келью старцы собаку не пускали, так как собака – животное нечистое и по православному обычаю в дом, где святые иконы, собаке входить нельзя. Постучал я в двери. Тихо. Постучал еще. Никто не отзывается. Дверь изнутри закрыта на крюк. Поддел я топором дверь, нажал покрепче, она и распахнулась. Смотрю, батюшки-светы! Хозяин на лавке лежит, под иконами. Ручки на груди сложены. Ой, как есть померший. Одет в новый подрясник, на ногах белые шерстяные носки, в левой руке – четки, в правой – крест деревян. Лампада большая еле теплится под иконами. Я его тронул за руку – холодный, глаза закрыты, борода белая, чистая. Совсем как есть натуральный покойник, но запаха гробного от него не было, потому как чистой жизни был человек. Бывало, помню, помрет мужик – пьяница и распутник, так к вечеру его вспучит, из носа и рта сукровица течет, сам почернеет, а вонь и смрад такой пойдет, что надо быстрее нести и земле предавать. А на старца этого я посмотрел: лик спокойный, светлый, вроде как с улыбкой. Вот, думаю, честна пред Господь смерть преподобных Его, как в Писании сказано. Легкая смерть ему от Бога была дадена. Во второй комнатке и гроб стоит. Видно, что монах загодя его себе приготовил. Такой уж обычай у них. Ну, значит, я с молитвой положил его в гроб. Прочитал над ним из Псалтири канон за единоумершего, закрыл почившего черной мантией. Тут же во дворике вырыл могилку, затащил туда гроб с новопреставленным рабом Божиим Гервасием. Его имя Гервасий было. Закопал могилку, обладил лопатой холмик. Крест поставил. Крест монах тоже для себя приготовил. Спел над могилкой вечную память, взял в лодку собачку и отплыл назад. Спи, думаю, теперь до второго пришествия, скоро и мне черед придет упокоиться.