Пусть мертвецы подождут

Ещё две попытки – и двигатель заработал, сначала несмело, а потом обретя уверенность. Своевременный малый газ от мисс Дин – и машина удовлетворённо затарахтела. Миссис Грегсон, обрадованная тем, что не сломала запястье, вытащила заводную ручку:

– Ну вот, прошу. И что теперь?

– Раздевайтесь, пожалуйста.

– Что?

– Вы сами сказали. Я буду выглядеть глупо в своём лучшем воскресном платьице. Но эта ваша необычная кожаная одежда… – Шпионка сошла с подножки и махнула пистолетом: – Снимайте её.

Сорок шесть

Джек Уэнт всю жизнь прожил на Фаулнисе. Он родился в 1829 году, за семнадцать лет до того, как на острове открыли первую школу. Так что он её пропустил, не научился по-настоящему читать или писать, лишь чуток арифметики усвоил, чтобы разбираться в стоимости корма и в том, за сколько продавать свою горчицу скупщику из «Колмэнс»[143]. Он трижды за свою жизнь провёл на большой земле достаточно долгое время: один раз ребёнком, когда мать испугалась, что у него скарлатина, и они поехали на двуколке, запряжённой маленькой лошадкой, по Брумвею в госпиталь Грейт-Уэйкеринга; другой раз – чтобы жениться; а в третий раз поехал с отцом в Озёрный край, чтобы купить овец.

Брат Джека подковывал лошадей и трудился в кузнице, но потерял работу из-за тракторов и вскоре умер от выпивки. Жена Джека умерла от туберкулёза. Фермой Олд-Марш теперь заправлял его сын, но Джеку не нравилась Джинни, невестка. Она была не с острова – с этим-то не проблема, его собственная жена была из Бёрнхэма, – но вела себя так, словно угодила к жителям каменного века.

Уэнты по-прежнему были фермерами, и его сын хорошо справлялся. Но Джек и Джинни в одной комнате – таков был верный рецепт для хорошей перебранки. Так что он предпочитал жить в том, что она называла Морской лачугой, а он знал как коттедж Перрина, по имени шорника, который там жил. Ещё одно ремесло, пропавшее из-за механических штуковин.

Джеку было хорошо в доме Перрина, однако он мало и плохо спал. Если он всё ещё дремал, когда начинали петь первые птицы, это было необычно. По этой причине не было ничего удивительного в том, что он полулежал в кровати и собирался раскурить первую из дневных трубок, когда по потемневшим от соли окнам его дома забарабанили камешки или что-то подобное.

Он выскочил из постели, забыв про трубку, и пошёл выглянуть наружу и посмотреть – вдруг это какие-то местные детишки решили подшутить над старым Джеком. Новое поколение, похоже, утратило всякое уважение к старшим. Его старый папаша кое-кого из них бы выпорол, если бы они хоть посмотрели в его сторону так, как делали это обычно.

Но снаружи оказалось всё ещё темно, видимость была плохой и от тумана лучше не становилась. «Ни один негодник не выйдет из дома в такую погоду. И в такой час». Однако, когда Джек повернулся, намереваясь вновь уделить внимание своей трубке, он услышал далёкие голоса. По меньшей мере один из них был резким и раздражённым. Женщина? Тут всё стихло. Кто-то шёл по Брумвею. Они точно сошли с ума.

Он снова забрался в постель, закончил приготовления и зажёг трубку. Сумасшедшие. Он ходил и ездил по той дороге сотни раз, чтобы забрать припасы из Уэйкеринга. Знал её как свои пять пальцев. И он не пошёл бы по ней во время такого тумана. Разве что если бы от этого зависела его жизнь. Там можно было направиться прямиком в море, будучи убеждённым, что идёшь к суше. Ну в каком-то смысле так и было. К Кенту. На другой стороне эстуария.

Когда первые завитки дыма согрели лёгкие, он тихонько, для проверки, кашлянул и закрыл глаза. Сколько ещё раз на своём веку он вот так встретит утро? Несколько сотен, если повезёт, не больше. Зачем урезать эту квоту, выбираясь наружу в такую скверную погоду? Руки перед лицом не разглядишь, что уж говорить о шестах. Он видел, как те пески утягивали целиком лошадок с двуколками. Под слоем грязи лежали, по меньшей мере, две машины, о которых он знал. И одному Богу известно, сколько там костей.[144] Выходить туда – безумие. За такое надо проверять, всё ли в порядке с головой.

Джек со вздохом снова отбросил одеяла.

«Как там говорится в старой пословице о любопытстве и кошках?»[145]

Сорок семь

Миссис Грегсон выбралась из комбинации кожаных бридж с юбкой и швырнула их в мисс Дин. Та поймала одежду на лету и бросила в кабину грузовика. Миссис Грегсон надеялась, что у неё появится возможность одолеть шпионку, пока та будет переодеваться, но немка явно рассчитывала сделать это по дороге.

– Повернитесь спиной и на колени.

Миссис Грегсон, на которой теперь было только цельное зимнее бельё «Брэмар», покачала головой.

– Повернитесь, встаньте на колени. Я всё сделаю быстро.

Миссис Грегсон испытала прилив гнева, который заставил её сжать кулаки. Лучше пасть в бою, чем смиренно позволить себя казнить, словно какой-нибудь ягнёнок на бойне.

– Нет.

– Так тому и быть. – Мисс Дин взвела курок, и зловещий щелчок был слышен даже сквозь тарахтение двигателя. – Вы не первая женщина, которую убила одна из Sie Wölfe. Кстати говоря, кому досталась та граната в коттедже?

– Буту.