Пусть мертвецы подождут

– Пока нет. Но скажу. Однако я не думаю, что ожог щеки мог привести его в такое состояние.

– Вы и в самом деле хотите сделать то, о чём говорили? Запустить «Женевьеву»?

– Да.

– Разве это не безрассудство? Что, если вы кончите так же? – Она указала себе за спину.

– Есть такой риск. Я уже ставил на себе эксперименты.

– Хотите сказать, с переливанием крови?

Когда они вдвоём были в Бельгии, Ватсон вознамерился доказать, что партия крови не заражена ничем смертельным, и влил немного в собственные вены.

– Да. И ничего плохого со мной не случилось. По крайней мере не в связи с кровью.

– Это другое, – сказала она, следя за стайкой скворцов, метавшейся по небу.

– В каком смысле?

– Вы знали, что с тем образцом крови всё в порядке, не так ли?

Он утвердительно хмыкнул.

– Вы понятия не имеете, с чем столкнулись здесь. Или имеете?

– Нет, – признался майор.

– Итак, у меня предложение.

– Какое, миссис Грегсон?

– Если вы настаиваете на том, чтобы сделать это, я отправлюсь с вами.

Ватсон открыл рот, чтобы ответить, и увидел Суинтона, который шёл к ним через сад. Лицо у полковника было точно грозовая туча, и он что-то бормотал себе под нос. Ватсон отдал честь, и Суинтон ответил не очень-то бодро. Они разошлись на несколько ярдов, как вдруг полковник передумал и повернулся на пятках.

– Майор, – сказал он, – боюсь, у вас не будет времени, чтобы завершить расследование. Мы получили приказ установить спонсоны и тренировать людей настолько быстро, насколько это в человеческих силах. Их отправят во Францию первого сентября.

– Разве это не скоропалительно? – спросил Ватсон.

Суинтон гневно кивнул:

– Скоропалительно? Это просто неприличная спешка. Экспериментальные машины, в недостаточном количестве, едва обученные экипажи, запчастей нет… – Он сердито уставился на Ватсона, как будто тот был виноват в таком развитии событий. – Я чувствую в происходящем руку Черчилля.

На этом он продолжил свою почти комично быструю прогулку и возобновил одностороннюю беседу.

– Чего я не понимаю, – проговорил Ватсон, когда полковник скрылся из вида, – так это того, почему при подобной непопулярности Черчилля они дозволили мне явиться сюда в качестве его… посланника?

«Посланника поневоле», – едва не сказал он.

Вопрос был риторический, но миссис Грегсон ответила:

– Потому что Черчилль всё это затеял со своим комитетом по сухопутным кораблям. Так что он испытывает к проекту собственнические чувства. Можно сказать, отцовские. И ещё потому, что Черчилль по-прежнему контролирует некоторые кошельки, и потому, что Черчилль наверняка может положить конец всему, если пожелает. Не стоит соревноваться с Уинстоном в искусстве бесчестной игры.

– Я это понял, на свою беду. Вы так говорите, словно знаете, что у него на уме, – сказал Ватсон и остановился, чтобы осмотреть одну из яблонь. Она демонстрировала признаки запущенности и нуждалась в хорошей обрезке. – Но, если он знает о таких вещах, как смерти в «Женевьеве», значит… – Правда обрушилась на майора. Бывший первый лорд, будь он неладен, принялся за свои обычные фокусы. – У него есть шпион, не так ли? Черчилль обзавёлся другом в этих стенах.

– Нет, майор.

– Нет? – переспросил он, изумлённый уверенностью её тона.

– У Черчилля здесь нет друга. – Её улыбка, одновременно озорная и виноватая, сообщила майору то, что подтвердили слова: миссис Грегсон была глазами и ушами Черчилля в Элведене. – Но зато имеется подруга.

Двадцать пять

Койл был не из людей, склонных к излишним размышлениям. Самонаблюдение было ему не свойственно. По крайней мере с той поры, как он оказался под крылом у Бюро. Теперь, однако, ирландец перебирал события дня, выискивая промахи в своих приготовлениях. Он договорился с женой владельца паба, чтобы она выстирала его вещи. Он разобрал свой «Смит-и-Вессон» и убедился, что револьвер в отличном рабочем состоянии. Он написал обыденное письмо матери, в котором говорилось о том, что он потерял друга, но, как только разберётся с этим делом, приедет домой, чтобы повидаться с ней. А что потом?

Теперь он лежал в своей постели на втором этаже паба, закинув руки за голову и глядя на трещины в потолке, и проигрывал в уме последние несколько лет, начиная с момента, когда он вошёл на склад на Док-роуд в Ливерпуле и увидел привязанного к стулу грузного коротышку с лицом, которое демонстрировало признаки старой доброй трёпки. Голова жертвы безвольно опустилась на плечо. Глаза у него заплыли, и потому было трудно понять, в сознании он или нет.

Гибсон.