Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Сам по себе этот визит не значил ничего: ну приехал, ну там выступил, с тем поужинал, на тот спектакль сходил, на том фестивале отметился. От Каира в любом случае ближе до Рима, чем до Претории, эти связи так просто не разорвать. Но когда президент Египта начинает говорить о несколько нездоровом политическом климате в родной части света и чуть ли не демонстративно обращается за помощью в решении гуманитарного кризиса на юге страны не к африканской Лиге, а к гуманитарным фондам Европы, это заставляет задуматься. При этом президент проводит неделю за неделей в Европе, появляется везде, не скрываясь, дает бесконечные интервью – и все это остается без последствий. Берт снова и снова изучал египетские каналы: они послушно освещали этот визит, и риторика у них была благожелательной. Даже фразы президента о необходимости более близкого сотрудничества с европейскими нациями не купировались. Подозрительно помалкивали и общелигейские платформы – словно не могли определиться, как расценивать эту дерзость. Возможно, просто еще не получили инструкций, может, предпочитали не связываться. А тем временем пресс-служба в Брюсселе уже объявила о подготовке еще двух государственных визитов глав североафриканских государств. И информационные каналы в этих странах вещали о предстоящих поездках вполне благожелательно.

Куда интереснее было узнать, что делают главные актеры на африканской политической сцене. Или главные артисты в этом шапито – Горрен Даг предпочитал именно эту формулировку. Две вещи были установлены им и Бертом, а последним – не без невольной помощи знакомых из самых различных секторов лиги, вполне определенно: все ключевые фигуры оттуда, будь то из Йоханнесбурга, Претории, национальных столиц, появлялись в Европе, причем делали это регулярно и предпочитали не афишировать свое в ней пребывание; и второе – результатов особых не было. Не то чтобы Берт имел возможность связываться с людьми, способными дать более-менее достоверный ответ, не то чтобы он мог сделать определенные выводы из того, что позволяли себе СМИ, но по косвенным признакам выходило, что поезд все еще стоит у платформы, словно диспетчеры не могут решиться, куда именно его отправлять: на все четыре стороны, в депо или в утиль.

Тем интереснее было разнюхивать, что именно делали и зачем прилетали в Европу Лиоско, Дейкстра и даже Дюмушель. Насчет последнего Горрен говорил с придыханием:

– Для этого скунса обеспечить пару циклов выступлений, протолкнуть его в пару клубов, получить за это комиссию, и можно считать себя обеспеченным до конца жизни.

– И кому он там нужен? – нудным голосом вопрошал Берт.

– Никому, – охотно признавал Горрен. – Но общественность испытывает непреходящую нужду в двусмысленных цитатах, а Дюмушель с его-то опытом, с его-то прошлым этого добра поставит на двадцать сенатов. Видишь ли, мой прагматичный Берт, ходовым товаром на рынке является даже не изворотливость, как в случае с… давай-ка мы возьмем в качестве примера типа, который считает себя одним из самых изворотливых в нынешнем президиуме. Я имею в виду Симайди Танья как типичного представителя этой когорты. Он считает себя одним из самых ловких, пронырливых, предусмотрительных и так далее. Это талант, не спорю. Это, соглашусь, ходовой товар, который лицо заинтересованное может потреблять достаточно долго. Но только слишком долго его продававать едва ли возможно. Рано или поздно наступит пресыщение. Или коммерсант состарится, утратит былую проворность. Или конъюнктура изменится непоправимым образом. И все. О былых успехах только и останется, что мечтать. Но если некоторые типы обладают возможностью создавать новые виртуальные товары, то можно смело говорить о бесконечно долгой карьере. Дюмушель все еще способен удивлять.