Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Кажется, этот тип начинал с того, что выбросил за борт капитана какого-то пиратского суденышка. Злые языки поговаривали, что он счел свою долю добычи слишком маленькой; полуофициальная версия гласила, что он был продан на корабль за гроши – ему было что-то около тринадцати лет. Вполне возможно, что обе эти версии живописно переплелись в прошлом Дюмушеля. В любом случае, он очень умело обращался к своему нищему прошлому, к своим переживаниям – «я был рабом», напоминал он, когда иссякали другие аргументы. Такое заявление запросто становилось могильным камнем для многих споров, и Дюмушель мог считать, что вышел победителем, просто потому, что последнее слово оставалось за ним. Если присмотреться, схожие тактики он применял и дальше – когда выбивал себе стипендию для поступления в университет. Когда выбивал себе стипендию для обучения в нем. Когда получал свое первое рабочее место. Другие-то, свежевыпущенные, были рады, если им удавалось получить хотя бы место практиканта по смежной специальности, бесплатное, само собой разумеется; а на жизнь они зарабатывали, работая кем попало и где попало, пусть и за гроши – ситуация во время молодости Дюмушеля была непростой, что с экономикой, что с рабочими местами. Если точно, она оказывалась сложной для кого угодно, но не для него – он снова выхватывал ту карту с «я был рабом», но делал это так артистично – трагично, смиренно – и там – где людей было много, что вскоре стал знаменитым. Затем он дружил с самыми разными фондами и гуманитарными организациями, чьи фонды использовал, чтобы вознести себя еще немного, и еще чуть-чуть. И так шаг за шагом, прыжок за прыжком, неторопливо, изобретательно и неустанно он продвигался к какому-то неопределенному, но по возможности очень защищенному месту, которое гарантировало бы надежное будущее.

При этом Дюмушель действительно создавал новые товары – те самые, виртуальные, абстрактные, существующие если не в ноосфере, то как-то совсем близко к ней. Он охотно возглавлял кампании по борьбе с коррупцией, тем более что эта беда всегда была актуальна. Подумать только, все африканские страны находятся в первых восьми десятках самых коррумпированных стран. Года через четыре он резко оставил эту кампанию, а через пару месяцев одна за одной покатились головы с плеч других ее руководителей: фонд оказался полностью разграбленым. Затем модной стала тема многоступенчатого школьного образования – Дюмушель делился своим опытом, возглавлял очередную кампанию, ту, благодаря его советникам, лихорадило нешуточно, потому что кампания началась без внятной концепции, а через полгода после ее начала была насильно утверждена программа, неуклюже сочетавшая в себе опыт как минимум трех совершенно разных культур, уродливая до невероятности; а Дюмушель совершал поездку за поездкой в Европу–Америку–снова Европу, добивался содействия различных фондов, рассказывал о своих достижениях всем, кто хотел его слушать на родине. Дело кончилось схожим образом: Дюмушель внезапно заявил о страстном желании посвятить некоторое время семье, вышел из кампании, инициатива зачахла, через девять месяцев несколько СМИ в Европе опубликовали циклы репортажей о коррупции в африканском образовании. В честь Дюмушеля же назвали несколько сельских школ. К пятому десятку он не без основания мог ссылаться на обширный опыт в самых разных сферах жизнедеятельности. К восьмому – ему было достаточно намекать на колоссальные связи и знакомства. Очевидно, он готовил и платформу для своей карьеры на пенсии. Некоторые издательства на полном серьезе говорили о желании опубликовать его мемуары.

Горрен возжаждал завести несколько знакомств среди представителей издательских домов. Берт хмыкал: он был уверен, что мемуары птицы такого высокого полета наверняка будут публиковать крупные дома. Горрен был уверен, что как раз крупные и не осмелятся – Дюмушель был что угодно в представлениях европейцев: выдающийся политик, передовой государственный деятель, но чем он не был, так это человеком с безупречной (или приемлемой) репутацией. Его биографию они бы охотно опубликовали, но и то по возможности неавторизованную. А для небольшого издательства, которое бы жаждало знаменитости пусть даже и ценой скандала, Дюмушель оказался бы козырным тузом.

– В принципе, это затасканный ход для выходящего в тираж политика, – признавал Горрен. – Но если этот хмырь все-таки не усидит на покое, то нет для него лучшего занятия, чем клепать разные книжечки. А что, главное – найти литератора, который готов бы был писать за него всю ту дрянь.

Идея вдохновила Горрена настолько, что он обзавелся знакомыми литераторами. Предлагал и Берту задуматься о том ли, чтобы писать для и за кого-то, о том ли, чтобы издать собственную книжечку.

– Кому она нужна, – отмахивался Берт.

– Найдутся охотники, – заявлял Горрен.