Путешествие из Бухары в Петербург

Эмир Музаффар покинул этот мир, наследник Абдульахад[84] занял его место, а русские стали открыто господствовать в Бухаре и ее владениях. Хотя покойный эмир и признал вассальную зависимость, но делал это тайно. А новый эмир подчинился России открыто и никакой восстановитель религии не появился в его лице. А ведь астрологи и прорицатели полагали, что преемник Музаффара на престоле явится обновителем нашего века, что при нем религия и государство обретут блеск, расцвет и новый порядок.

Нет, нет! Эти мечтания развеялись в единый миг. Увы! Стало не лучше, а напротив — хуже. Если тот эмир способствовал распространению музыки, танцев, пения и зрелищ, при этом эмире процветают глупость, тупость и отсутствие ума. Он знает в мире лишь жратву и сон. Отец хотя и приблизил подлецов, но иногда он давал и благородным пол-лепешки. А сын перестал и это давать.

Надежды на восстановление религии и государства покоились на том, что всеславный творец, разрушив через какого-либо тирана город или селение, восстанавливает его справедливостью другого правителя.

.....................................................................................

Точно также справедливые правители, назначив на какую-нибудь должность чиновников, в случае проявления с их стороны насилий, заменяют их другими, которые проявляют справедливость и снисхождение к подданным.

Когда власть и государственные дела Бухары перешли к эмиру Абдульахаду, он пал еще ниже отца. Всем было очевидно, что подданные этой страны еще не пришли в себя и не перестали грешить. Над их головами все еще висит опасность, а у их порога стоят наготове бедствия и напасти. Только еще не наступило время этой катастрофы, и она ждет развития событий.

Пишущему эти строки предстояло в третий раз отправиться в составе посольства в столицу империи.[85] Я в это время уединился от всех и довольствовался тем, что бог пошлет. А было это после победы России над Хорезмом[86]. Эмир Музаффар находился в Keше, куда отправился для привлечения симпатий народа и войска. В это время к кушбеги прибыло письмо эмира с приказом отправить меня к нему для участия в посольстве. Оказалось, что у императора готовилось какое-то празднество,[87] и губернатор Самарканда написал эмиру о необходимости направить в столицу посольство.

На этот раз кушбеги Мухаммади дал мне коня со сбруей и поспешно отправил к эмиру. Я поехал в Шахрисабз, остановился в медресе и пошел приветствовать эмира. Я не увидел никаких примет, говоривших о посольстве и поездке. Два или три дня по утрам я ходил во дворец, но никто не поинтересовался мной. А эмир вместе с другими иногда искоса поглядывал на меня. Я спросил приближенных эмира, кто будет послом, чтобы мне быть при нем. Они ответили:

— Еще точно неизвестно, только поговаривают, что в Россию поедет или Яхшибек додхо, или Исамиддин туксабо, или Наджмиддин Мир Асад.

На четвертый день я эмиру написал бумагу: «Этот нижайший раб прибыл согласно высочайшему указанию. Вот уже три дня, как конь мой привязан в конюшие медресе, а я нанимаю там келью. Люди поговаривают, что три человека могут быть послами. Да соизволит Ваше величество назначить из этих трех человек того, кто смелее и проворнее в денежных расходах, ибо по глупости и безрассудству они все равны».

Прочитав письмо, эмир рассмеялся и сказал:

— Все они равно скаредны, нужен другой посол.

И назначили Абдулькадырбека додхо, как человека смелого и расторопного. Я составил подробный список того, что необходимо для поездки. Послу выдали двадцать тысяч такга жалованья, а мне — тысячу. Спустя неделю, приготовив все необходимое на дорогу, мы направились из Шахрисабза в Самарканд.

Перед отъездом я попросил дать нам черновик послания, чтобы отвечать на заданные вопросы в соответствии с ним. Но мы так и не узнали содержания, так как нам не дали черновика.

На этот раз со мной уже не случилось неприятностей и бед, которым я подвергался во время поездки с Абулькасимом додхо. Посол с самого детства был знаком со мной и поэтому внешне выказывал ко мне благорасположение.

— Настоящий посол здесь — это ты, — говорил он, — а я — твой слуга, и мои люди — твои люди. Во время поездки ты можешь разрешать и запрещать все, что считаешь нужным.

Но он говорил так по своей ограниченности и из-за отупения разума от употребления опиума и не смог сдержать своего слова. Во время торговых сделок и иных операций он принимал необоснованные решения.

Короче говоря, после всех глупостей и позорных действий, после долгих переходов в Оренбурге кончились денежные средства посла. Мы заняли у бухарских купцов тысяч десять танга и продолжали путь в Петербург. В пути русские должностные лица встречали нас с почетом и уважением, устраивали приемы и проводы. Посол делал им подарки, так что наши деньги ушли на них.