Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами

Каковы были опасности и трудности работы для воображаемой двойной аудитории? С точки зрения мусульман, Йуханна ал-Асад жил в Дар ал-харб, на территории войны, в обители неверных. Венецию, которая поддерживала дипломатические и торговые связи с Османской империей, можно было бы определить как Дар ал-ахд, территория договора или соглашения[299]. Йуханна ал-Асад, наверно, вспомнил договор, который ваттасидский эмир Бадиса заключил с венецианцами еще в 913/1508 году, прежде чем испанцы захватили этот прибрежный город: обе стороны подтвердили состояние мира между собой и пообещали, что не будут обращать в рабство подданных друг друга или захватывать одного человека за преступления и долги другого его соотечественника[300].

Однако Рим, Болонья и Витербо определенно не относились к этой мирной категории. Йуханна ал-Асад жил в Италии как новообращенный христианин, не будучи сам в состоянии войны с Италией, но и не совсем в мире. Работая над «Географией», он должен был тщательно продумывать, что ему следует говорить, а особенно чего не следует говорить, дабы не обидеть тех, от чьей благосклонности он зависел до тех пор, пока оставался в Италии. Возможно, Йуханна ал-Асад вспоминал шерифа ал-Идриси, сочинявшего свою географию в нормандской Сицилии для христианского короля Рожера, но вынужден был признать, насколько проще было положение его предшественника: ал-Идриси позволялось соблюдать основные предписания шариата — пять столпов веры, а при этом король Рожер восхвалял его как нового Птолемея (так написал Йуханна ал-Асад в его биографии)[301].

Ради возможных североафриканских или мусульманских читателей Йуханне ал-Асаду, наверно, приходилось также принимать меры предосторожности. В конце восьмой части «Географии» он объявляет, что очень хочет написать книгу о тех частях Азии и Европы, которые посетил, и что решил, «как только, по милости Божьей, он вернется целым и невредимым из своего путешествия по Европе, составить такую книгу… и присоединить ее к настоящему труду»[302]. Йуханна ал-Асад должен был написать такую книгу об Африке, которая, попав в руки какого-нибудь мусульманского сановника, читающего по-итальянски или заказавшего ее перевод, — скажем, посла Османской империи в Венеции, — не показалась бы тому слишком вредоносной. Ему нужно было написать книгу, которая позволила бы ему однажды вернуться и написать еще другую.

Его выражение «путешествие по Европе», «viagio de la Europa» — это единственное упоминание о странствии, которое началось с его похищения и более чем годичного тюремного заключения, — является примером дальновидной осторожности Йуханны ал-Асада. Стремясь угодить христианским читателям, он должен был бы выразить благодарность за то, что его захватили европейские корсары, открыв тем самым путь, приведший к крещению; чтобы угодить возможным читателям-мусульманам, он должен был бы осудить это насилие. Лучше уж вообще не упоминать корсара Бовадилью и наслаждаться иронией, лукаво упоминая других морских разбойников в иные времена. Иса ибн Хишам, странствующий рассказчик в «Макамат» ал-Хамадани, начинает одну из своих историй про бродягу-трикстера так: «Из-за того, что я получил некоторую собственность, на меня пало подозрение, и поэтому я бежал… пока не очутился в пустыне». Вот и все, что рассказывает Иса ибн Хишам о причине своего бегства[303]. У Йуханны ал-Асада было еще больше причин для осмотрительности.

Глава 4 Между Африкой и Европой

«Космография и география Африки» — это книга описаний и пояснений, в которой ее автор осознанно перемещается между Европой и Африкой, между различными африканскими культурами и формами политического устройства, а также между исламом и христианством. При этом Йуханна ал-Асад предлагает нам несколько подсказок для понимания своего двойного видения.

Первая — в начале книги. Очерк народов и обычаев Африки он завершает рассказом о «доблестях» и «пороках» африканцев — тех, что живут вдоль побережья Средиземного моря, в кочевых общинах пустынь или в Земле черных. Такое взвешивание «за» и «против» встречается и в других арабских географических сочинениях, но здесь Йуханна ал-Асад высказывает необычную мысль: «Автор признает, что испытывает немалый стыд и замешательство… раскрывая пороки и достойные порицания качества африканцев, хотя был вскормлен и вырос там и известен как человек добродетельный. Но всякий, кто хочет писать, обязан рассказывать о вещах, как они есть»[304].