Читаем Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами полностью

Средневековые карты прекрасно демонстрируют разницу между европейским и арабским способами обозначения и характеристики «континентов». (Это слово приобрело свое географическое значение в английском и французском языках только в XVI веке.) На европейских картах мира, или mappaemundi, с их символической формой триптиха, части именовались Азией, Европой и Африкой. Когда прибавились пояса и многие другие географические характеристики (как на карте XV века, нарисованной в Венеции), то Азия, Европа и Африка все равно чаще всего обозначались на них большими буквами. Конечно, христианские географы также были глубоко озабочены распространением в пространстве истинной веры: «красные точки — это города христиан, — писал один картограф, — а черные — это на самом деле города неверных». Но такое разделение, как и другие описательные классификации, не избавляло географов от привычки думать о мире в категориях отдельных материков. Открытие Нового Света, оказавшегося четвертым «континентом» по результатам кругосветного плавания Магеллана в 1519–1521 годах, укрепило континентальные представления европейцев[349].

На арабских картах мира суша делилась на части или соединялась по-другому. Карта мира иракского путешественника X века Ибн Хаукаля была ориентирована по осям юг — север и запад — восток, что легло в основу его метода описания территории ислама: она простирается — напоминал он своим читателям — от реки Яксарт [Сыр-Дарья] на востоке до Магриба и ал-Андалуса на западе, на протяжении около трехсот дней пути. Карта мира ал-Идриси, а за ней карта Ибн Халдуна проиллюстрировали разделение мира на семь климатических зон птолемеевской теории, которые перерезали все массивы суши в широтном направлении. На карту нанесены Танжер и Борну, Венеция и Бретань; однако названия континентов здесь не обозначены[350].

За годы, прожитые в Италии, Йуханна ал-Асад усвоил термины «Африка» и «Европа» и скрестил их с арабскими географическими представлениями. Здесь в игру вступило его двойное видение. Работая для итальянских читателей, он должен был воспринять их категории, что сказалось на его представлениях о тех краях, где он побывал, и на их описании. Мог ли он различить нечто общее, пусть даже едва уловимое, в этом огромном пространстве, полном различий и даже чужеродности? Воображая книгу, которую он мог бы когда-нибудь переработать для арабских читателей, хотел ли он представить этой другой аудитории «Африку» в своем новом понимании?

***

«По мнению наших ученых и космографов, — писал Йуханна ал-Асад, — Африка разделена на четыре части, то есть на Берберию, Нумидию, Ливию и Землю черных»[351]. Эти «части» представляли собой, прежде всего, широтные климатические зоны, или акалим, которые ал-Идриси и Ибн Халдун использовали, чтобы систематизировать свои описания. Правда, у ал-Идриси седьмой иклим вышел за пределы Средиземноморья на север до самой Англии и Норвегии, а Ибн Халдун растянул третий иклим от Атласских гор через Красное море до Китая. Термин акалим мог также означать просто «регионы», то есть крупные политико-географические единицы, такие как «иклим Миср [Египет]», которые использовал ал-Мукаддаси при описании областей ислама[352]. Йуханна ал-Асад организовал свою книгу с учетом обоих значений термина.

Иногда под его пером понятие «Африка» как целое ускользает или сужается, например когда «африканцы» у него становятся просто древним населением северо-западной Африки — то есть берберами. Впрочем, в общем разделе, посвященном вере «древних африканцев», он именует африканцами всех: «li Affricani de la Barbaria», «li Affricani di Numidia et Libia» и «li Affricani nigri»[353].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука