Он очень обстоятельно познакомил меня с Этной. «То что вы, простые смертные, — сказал он, — называете землетрясением, ничто иное, как пепел, выбрасываемый из моей печи. В наказание своевольных подданных, я бросаю в них горячим угольем и золой; отражая ее и не смея обратить на меня, они выкидывают ее на поверхность земли с такой силой, что некоторые камни, вылетают из жерла Этны или Везувия, и падают близ Москвы или Константинополя; вы, сдуру, называете эти осколки аэростотами, и думаете, что они низвергаются сверху. Нет ни одной простой вещи, чтоб ваши ученые колпаки не запутали ее разными теоретическим вздором.»
Дальше он уверяли меня, что гора Везувий была некогда его особенным дворцом, в которыми есть сообщение под водой, на пространстве трехсот пятидесяти миль.
Обласканный и любимый, я продолжал быть особенно любезными си Венерой; но Вулкану эта вежливость не понравилась, и он очень грубо наказал меня. Однажды пригласив в свой кабинет пить чай и послушать музыки (двести молотов били в медные наковальни — и это у Циклопов называется оперой;) я пришел и, по обыкновению, нагнувшись поцеловать руку у его верной супруги, вдруг был озадачен громовыми ударами в спину, шею и затылок. Оказалось, что коварный Вулкан приказал отделать меня молотками. Потом, обратившись ко мне, он сказал: «неблагодарный смертный, возвратись, откуда пришел,» и затем дал мне такого дюжего толчка, что я вылетел в море.
Что было со мной потом — ничего не помню; но, опамятавшись, я плыл по безбрежным водам, освещенным солнечными лучами. Немножко было холодно, после кратера Этны, но лихорадки не случилось. Вскоре затем, я увидел громадное белое тело, плывшее навстречу мне; это была ледяная глыба. Осмотрев ее кругом, я взобрался на самую верхушку, и не видя нигде твердой земли, предался двойному отчаянию. Впрочем, к ночи я увидел корабль, который шел очень быстро; когда он поравнялся со мной, я закричал ему по-немецки, а мне отвечали по-голландски. Тогда я спустился в море и, по веревке, взошел на палубу. Допросив их, где они были, я узнал, — что в великом южном океане. Теперь было ясно, что я из горы Этны через центр земли, был выброшен в индийское море. Надеюсь, что никто, и самый Кук, не совершал такого быстрого и наставительного путешествия.
Я освежился и пошел спать. Голландцы очень грубый народ. Рассказав им о своем путешествии в жерло горы Этны, я заметил, что некоторые из них, и в особенности капитан, судя по его гримасам, усомнились в достоверности моего рассказа. Впрочем из уважения к их гостеприимству, я проглотил оскорбление.
На вопрос мой — «куда они едут?» — капитан отвечал — «на поиск новых открытий. И если, — прибавил он, — история ваша справедлива, то проход открыт, и мы бесполезно возвратимся на родину.» Корабль шел тем самым путем, где некогда плыл знаменитый Кук, и на другой день мы пристали к Ботани-Бэ. Я отнюдь не посоветовал бы англичанам ссылать сюда преступников и наказывать их ссылкой; жизнь на этом острове, скорее может быть наградой людей порядочных, потому что природа — богатая и великолепная.
Здесь мы пробыли только три дня, а на четвертый застигла нас ужасная буря, разметавшая корабли, поломавшая мачты и кормы. И что всего хуже, она упала прямо на ящик, в котором хранился компас, разбитый в дребезги. Известно, как велико это несчастье на море; теперь быль потерян наш путь. Наконец буря стихла, но ее сменил резкий ветер, под которым мы делали, по крайней мере, сорок узлов в час; такое плавание продолжалось шесть дней. Наконец кругом нас все стало изменяться; зеленые воды приняли беловатый цвет; на обоняние повеяло ароматическим запахом, и скоро открылись берега; мы вошли в очень хороший порт, и ступили на землю, текущую медом и молоком. Оказалось, что это быль остров, состоявший из одного сыра. Можете представить, с каким наслаждением любители этого кушанья бросились к нему, и как они были рады такой неожиданной находке. Что до меня, я сыру не люблю, и потому не способен был разделять их восторга. Жители этого острова очень многочисленны, и они питаются одним сыром, которого каждую ночь вырастает столько, сколько им нужно на день. Здесь же мы нашли очень много винограду, но странно, что грозди его, вместо вина, точились молоком. Физиономия обитателей была очень комическая, совершенно на оборот нашей; рост их — не менее девяти футов высоты; три ноги и одна рука. Вообще же они очень красивы, с одним рогом на лбу, и когда дело доходит до драки, сражаются на рогах с удивительной ловкостью. Они не ходят, а плавают в молоке, как мы гуляем по зеленому лугу.
На том же острове, во время прогулок, мы открыли семнадцать молочных рек, и десять — сладчайшего ликера. Многие из матросов, по жадности, так напились, что попа́дали в эту жидкость и утонули.