Пути, перепутья и тупики русской женской литературы

Все эти предварительные замечания, как мне представляется, окажутся полезными и важными при рассмотрении нашего материала.

Дневник, о котором пойдет речь, вела обычная советская девочка-девушка Ирина Холмогорская в 1968–1975 годах. В 1968–1970‐м она училась в средней школе г. Вологды, а с 1970 по 1975 год — на филологическом факультете Ленинградского госуниверситета. Дневник представляет собой десять общих тетрадей, записи в которых ведутся не ежедневно, но более-менее регулярно. В настоящем сообщении я остановлюсь только на первой, школьной части дневника, занимающей четыре общие тетради. Первая запись датируется 9 августа 1968 года, в последней записи четвертой тетради от 24 мая 1970 года говорится о последнем школьном звонке. В момент ведения дневника Ирине 15–16 лет.

Немного об авторе дневника. Это довольно «типичная» советская девочка, в том числе и по своему «социальному происхождению», как писалось в советских анкетах. Ее бабушки и дедушки — выходцы из северной деревни (Вологодская и Архангельская обл.). И тот, и другой дед — сельские коммунисты, которые сделали в советское время небольшую карьеру, стали начальниками среднего звена. Бабушки же до старости лет остались малообразованными, «простыми» женщинами. Родители ее — горные инженеры, первые и в том, и в другом роду люди с высшим образованием. С начала 1960‐х до 1968 года семья жила в ГДР, где отец работал в советско-германском обществе «Висмут». Советские специалисты жили небольшой и относительно замкнутой колонией с довольно высоким уровнем материального достатка, развитыми разнообразными формами организованного коллективного досуга. Там отсутствовало социальное расслоение и, разумеется, была правильная идеологическая атмосфера, по крайней мере, на том внешнем уровне, который был понятен и доступен детям. Летом 1968 года семья вернулась в Советский Союз, отец получил работу на Украине, но из‐за временной неустроенности быта мать и дети (три девочки) какое-то время жили у бабушки, в Вологде. Потом мать и сестры уехали, а автор дневника, Ирина, упросила оставить ее в Вологде и жила там, в доме бабушки и дяди, два года до окончания средней школы. Эта преамбула нужна потому, что в некоторой степени объясняет идеологическую зашоренность и инфантилизм нашей героини. Она была в некотором роде гомункулом, выращенным в насыщенном советском бульоне (похожими были дети из закрытых городов, космических городков типа Ленинска).

Писать свой дневник она начинает в ситуации резкого жизненного перелома: смена страны, города, школы, условий жизни (бабушка с дядей живут в материальном отношении очень скромно), отрыв от родителей, — все происходит одновременно. Ситуация порождает ощущение кризиса, страшного одиночества (все первые страницы дневника переполнены записями про ожидание и получение писем от оставшихся вдалеке старых друзей). События, которые фиксируются в дневнике, — самые обычные для жизни советской школьницы: уроки, поездки в колхоз, комсомольские собрания, «огоньки», вечера, участие в молодежной редакции при местной комсомольской газете, поездка в трудовой летний лагерь, книги, фильмы, подруги, первая любовь и пр.

Дневник очень личный, приватный в том смысле, что в высшей степени эгоцентричен, сосредоточен на выяснении отношений со своим Я. Напряженная саморефлексия мотивирована ситуацией одиночества, отсутствия поначалу друзей, трудностями адаптации в новую среду. Этот «сюжет» развивается по двум линиям: самоапология и самобичевание с последующим самовоспитанием.

На звучащий лейтмотивом вопрос: почему я одна, почему меня не понимают? — предлагается два конкурирующих ответа, которые, если упустить вариации и оттенки, сводятся к следующему: они не понимают меня, потому что я слишком хороша для них; и — они не понимают меня, потому что я слишком плоха для них, недостойна их дружбы, и мне надо исправлять себя и становиться лучше.

События внешней жизни, конкретные приметы времени появляются, конечно, на страницах, но не так часто. То в разговоре на пляже собеседница говорит, что «в Чехословакии теперь все спокойно» (23.08.68), то упоминается, что на школьный вечер некто продвинутый принес музыку Битлов, а

никто не понял. Требовали такую музыкальную пошлость, как «Лада» и «Электричка». Что у нас в школе за вкусы. Ничего нового не принимают, как старые бабки (5.11.1969).