Пути, перепутья и тупики русской женской литературы

настоящий комсомолец должен быть честным — в главном, в убеждениях, в вере. Здесь надо быть честным до конца и не уступать ни йоты своих принципов <…> Какие в книгах были комсомольцы! Чистые, чудные. Неужели сейчас все измельчало, неужели комсомол перестал быть святым и великим, тем, что тебя должно обязывать быть чище, лучше (5.10.1968).

В записях дневника много хлопот вокруг этого настоящего комсомольца и приема в комсомол, который, по мнению автора дневника, перестал быть испытанием (т. е. своего рода актом инициации) и превратился просто в пустую формальность. Со вздохом описывается такая картинка с натуры о заседании комитета комсомола:

Ну и анкеты: из 15-ти 13 такого содержания «Я, такой-то, такой-то прошу принять меня в комсомол, так как хочу быть в передовых рядах строителей коммунизма». Задаем вопрос: «Как лично ты собираешься строить коммунизм?» — «Как все». «Что такое коммунизм?» — «Это где нет капитализма». «Кто твой любимый писатель?» — «Маяковский». «А что он написал?» — «Кем быть?» (04.02.69).

Однако надо сказать, что эта наивная и запоздалая вера в содержательность ритуалов, которые давно уже формализовались и превратились в формы игры, официального лицемерия, длится не так уж долго. И уже 20.11.1969 читаем в дневнике: «Бюро и комитеты комсомола — сплошная фикция».

Но надо отметить, что дело не только в том, что автор дневника постепенно взрослеет и умнеет и потому ее взгляды меняются. Уже с самых первых записей дневника моделирование самости происходит отнюдь не только с помощью заталкивания себя в правильный, обструганный ящик с надписью «настоящий комсомолец». Наряду с дисциплинированным желанием быть такой, как «дóлжно», происходит и своего рода постоянный «бунт» против коллективистской, деперсонализированной модели личности, потому что, пожалуй, самое акцентированное желание во всех саморефлексиях — это жажда «быть собой», быть не такой, как все, нормальное подростковое желание выделиться, смертный страх быть похожей на других. Постоянно, как заклинания, повторяются обращенные к себе призывы: «главное самобытность, быть самим собой. Только собой, всегда собой, яркая индивидуальность, только не серость, только не таким, как все» (7.09.69). Интересно, что, высказанное вслух, публично, это соображение не вызовет одобрения у представителей той «релевантной группы», которая, в сущности, и является незримым адресатом всей советской риторики дневника. Дело происходит на диспуте, о котором упоминалось выше (отчет о нем занимает 12 страниц).