Странно, но мне все время кажется, что я пишу все это для кого-то и надо сравнения получше и мысли поизящней, повесомей, о международном положении, например. А о себе самой, какая есть (не очень хорошая), писать даже как-то стыдно. Такие паршивые мысли бывают иногда (12.08.68);
опять для кого это я пишу, для какого-то дяди, который, прочитав эти строчки, скажет, что я самокритичная. Я сама так думаю? (26.09.68).
После ссоры с сестрой:
Слушай, кончай корчить из себя добродетельную, как будто в надежде, что она прочитает (2.01.69).
Кроме того, есть еще один адресат, осознаваемый автором, который, в общем-то, является иным воплощением все того же эксперта и контролера, — это потомки. Сознание, что человек должен жить (и писать дневник) не в личном, а в историческом времени, заставляет фиксировать исторические события и приличные этому событию чувства.
Вечер прошел хорошо. Торжественную часть, правда, завалили, а танцевали весело. Да что это я первым делом о танцах-то, ведь 25.10 комсомолу вручили шестой орден — орден Октябрьской революции. Ура! И еще 25-го же полетел в космос еще один советский космонавт (26.10.68).
Кто и когда полетел в космос — это старательно фиксируется в качестве новостей «мирового масштаба»: «что стыковка Союза-4 и Союза-5 была произведена, совсем-совсем забыла написать (это уже для потомков)» (26.01.69). (Предполагается, вероятно, что у потомков не будет иного источника информации, кроме данного дневника!)
Кроме информации о полетах в космос и стыковках на орбите, для потомков надо записывать про всякие советские юбилеи, как то: 100-летие В. И. Ленина или 50-летие ВЛКСМ, потому что «об этом дне, о вручении ордена будут писать в учебниках. Наши внуки и правнуки нас уже изучать будут. У нас в Вологде был страшно плохо организованный митинг. После митинга гуляли, песни пели, словом, праздновали. Хотя
После почти свободных от «советизмов» и клише записей о лете в лагере, первой любви, отношениях с друзьями, очередной «приступ» идеологического мракобесия наблюдаем в записи, посвященной столетию В. И. Ленина: «Великий день. Будут изучать по истории, да у нас в билетах уже стоит вопрос. Так что день исторический». Дальше идут неумеренные дифирамбы «самому человечному» и «самому проницательному» человеку и мечты «хоть бы раз послушать, как он говорит или увидеть».
Неужели когда-нибудь будет общество, где все люди будут такими, как Ленин? По-моему, это невозможно. <…> А все-таки Ленин для всех дорог. Даже человек так себе, а то и вовсе дурак, но Ленина все-таки уважает, все-таки любит. Конечно, сегодня все заводы нормы перевыполнили, а у нас в классе — просто позор <…>. В самом стремлении быть похожей на Ленина есть что-то возвышающее и очищающее. Я все-таки постараюсь прожить жизнь честно и никогда не быть равнодушной. У нас несколько уже затерли значение слова «коммунизм». А ведь это истинное счастье. А поэтому посвятить жизнь борьбе за коммунизм, значит, идти к счастью. <…> Как непростительно мало я знаю о Ленине. Стыдно, ужасно стыдно. Зря мне поставили Ленинский зачет (22.04.70).
Кончается эта запись словами: «Ой. Как высокопарно все получается: клятвы и восклицания!»