С тех пор как Россия начала оказывать давление на Британский совет, его помощники убеждали его поговорить с российским лидером, но каждый раз, по словам Найджела Шейнвальда, у них возникало ощущение, что "он тянет время". В июне 2007 года, за три недели до ухода Блэра с поста премьер-министра, он и Путин встретились, каждый только с переводчиком и одним близким помощником, на полях саммита G8 в Хайлигендамме, на побережье Балтийского моря в бывшей Восточной Германии. Блэр не стал напрямую поднимать вопрос о том, кто заказал убийство Литвиненко, чтобы не проболтаться о том, что Путин может узнать о существовании информатора в Кремле. Вместо этого он выплеснул длинный список претензий, накопившихся после войны в Ираке, и прямо сказал Путину, что на Западе начинают опасаться того, в каком направлении движется Россия. Путин дал сдачи, - вспоминает Джонатан Пауэлл, докладчик с британской стороны. Атмосфера была ледниковой.
Приход Гордона Брауна на пост преемника Блэра нисколько не повлиял на ухудшение отношений. Огромные инвестиции BP в российский нефтегазовый бизнес продолжали сталкиваться с проблемами, или, как предпочитал выражаться исполнительный директор Тони Хейворд, с "ухабами на дороге", а через полгода все региональные отделения Британского совета под Москвой было приказано закрыть на том основании, что для их деятельности в России "нет законных оснований".
В то время убийство Литвиненко рассматривалось, по сути, как двусторонний вопрос между Россией и Великобританией. Это было ошибкой. Оно имело гораздо более широкое значение. Путин редко действует, не продумав возможные последствия. Он знал, что существует вероятность - вероятно, большая вероятность, учитывая склонность всех секретных служб к ошибкам, - что убийство Литвиненко будет отслежено до России. Если он и решил действовать, то не только потому, что к лету 2006 г. в значительной степени отказался от Британии, но, что более важно, потому, что начал испытывать серьезные сомнения относительно будущих отношений России с Америкой. С тех пор как Путин стал президентом шесть лет назад, его целью было установление тесных отношений с Западом. Теперь он начал сомневаться, возможно ли это вообще.
В октябре 2006 года, через несколько месяцев после размолвки с Чейни по поводу Украины, Путин принял в Москве Кондолизу Райс. На этот раз речь шла о Грузии. По ее словам, это был вопрос, по которому он оказался совершенно непримиримым.
Если Саакашвили применит силу в Южной Осетии, а мы убеждены, что он готовится это сделать, - сказал ей Путин, - то больше всего пострадает грузинский народ... Если Грузия устроит кровопролитие в Осетии, у меня не будет другого выхода, как признать Южную Осетию и Абхазию и ответить на это силой".
Путин уже несколько месяцев утверждает, что между Косово и двумя отделившимися грузинскими регионами нет никакой разницы и что если США признают независимость одного из них, то Россия не будет стесняться признать независимость других. Но это был первый случай, когда он пригрозил военным ответом в случае вмешательства Саакашвили.
Райс ответила, что если Россия так поступит, то отношения с США пострадают. Это вызвало новую тираду. Грузия - это марионетка США, сказал ей Путин. Сначала Вашингтон действовал через Шеварднадзе, теперь через Саакашвили. Настало время, когда Соединенные Штаты дергают за ниточки. Я понимаю, что в случае наших действий в Южной Осетии возникнут проблемы в российско-американских отношениях, - мелодраматично добавил он, - но какой мне смысл в крепких российско-американских отношениях, если я потеряю Россию? Райс заверила его, что США "делают все возможное, чтобы сдержать грузинское руководство" - замечание важное, поскольку оно свидетельствует о том, что в Госдепартаменте, по крайней мере, понимают, что Саакашвили может оказаться вольным стрелком, - но призвала Россию "использовать и свою голову".
То ли под давлением США, то ли потому, что вскоре после этого Путин подтвердил вывод последних российских войск со старых советских баз в Грузии, то ли по каким-то другим причинам, напряженность вокруг Южной Осетии временно ослабла. Но были и более глубокие обиды. Посол Бернс перечислил их. Среди них - "ощущение, что мы не проявили такой же заботы об интересах [Путина], как он о наших после 11 сентября, содействуя базированию в Центральной Азии; что мы не понимаем, как тяжело ему было восстанавливать порядок в России (такой, какой он есть) после ельцинского хаоса; и что мы в корне не согласны с возвращением России в ранг великой державы и стремимся сдерживать ее". Это "не очень красивая картина", - считает Бернс. Отношения между США и Россией "дрейфуют в очень бурных водах", в которых будет трудно ориентироваться, по крайней мере, в течение ближайших 18 месяцев, а возможно, и гораздо дольше.